Наливая себе вина, Лена неизменно обделяет мой бокал. Пробую заговорить, а она — плюх! мордой в тарелку. Я даже предложения закончить не успеваю. Потом она просыпается, пукает и рассказывает дальше историю, начатую где-то с полчаса назад.

Одно слово — старуха. В ней все — кроме сексапильного тельца и смазливой мордашки — выдает древние годы. Лена эгоистична, самодовольна, осторожна, труслива, нетерпелива, недальновидна, капризна, заносчива; потворствует своим слабостям, и ей откровенно плевать на чувства других.

Всегда ли она была такой? Не знаю. Точно скажу одно: она набросила на себя столько защитных слоев, что не видит, не чувствует мира вокруг, живет будто в коконе.

Пытаюсь объяснить, зачем похитил ее, донести до Лены свои идеалы, политические взгляды, а она смеется мне в лицо, издевается.

— Вы пират и только, — заявляет Лена. — Дикарь!

— Солдат удачи, — терпеливо уточняю я.

— Мясни-иик! Отдали меня на растерзание своему зверю, чтобы запугать моего сына. А потом обезглавили двух человек.

— Эй, я же пират.

— Террорист.

— Как вам угодно.

— В вас нет жалости.

— В вас тоже.

— Я не убиваю людей.

— Зато ваши люди убивают. Отправляют на войны целые расы, взрывают планеты, порабощают цивилизации.

— Ой, только не надо социалистических тирад.

— Ваш сын самый жестокий диктатор за всю историю человечества.

— Вы бессовестно преувеличиваете.

— Ваш сын — чудовище.

На мгновение Лена взволнованно замолкает, потом произносит:

— Разве я сторож сыну моему?[12]— Звучит натянуто и неубедительно. Лена даже сама морщится от этих своих слов.

— Станете отрицать, что Гедир казнит без суда и следствия? — злобно говорю я. — Что его правительство коррумпировано, что он казнит людей только из-за религиозных и расовых различий? Скажете, будто его правление не жестоко?

— Ничего я отрицать не стану! Но и не мне защищать своего сына.

— Однако он ваш сын. Могли бы хоть…

— Что? Что я могла?! Оттаскать его за ухо?

Как же хочется кого-нибудь зар-резать, прямо сейчас, здесь… Но я справляюсь с собой. Выдавив улыбку, ледяным тоном произношу:

— Мой народ страдал веками, но он живет, выживает и в конце концов обретет Землю обетованную.

Лена недоуменно моргает.

— Вы христианин?

— Гуманный атеист. Но я верю в светлое будущее.

— Вы — само вранье, — рычит Лена. — Удачливый вор и грабитель. Не надо вешать мне на уши лапшу о борьбе за свободу.

— Одно другому не мешает! Грабитель и поборник справедливости.

— Мясник, палач!

— На войне все средства хороши!

— И в мирное время надо держаться того же принципа. Так поступает мой сын, только поэтому он столь суров.

— Гедир — скотина. Животное.

— Он лидер. Ведет за собой человечество. Как еще прикажете править Вселенной — такой огромной — и людьми — столь склонными к нелогичному поведению?! А угроза со стороны чужих? Они угрожают самому нашему существованию…

Наши злобные речи повисают в воздухе, словно туман летним утром.

— А мне понравилось с вами ссориться, — говорю я.

— Мне тоже.

— Но вы же неправы.

— Да раздолбись ты конем!

— Сама долбись, стерва!

— Ты винишь меня во всем. — На глазах у Лены, этой ледяной женщины, выступают слезы. — За что? Почему все меня во всем обвиняют?

— Ты мать чудовища, вот почему.

Сегодня Кембрия, моя родина — это теплая цветущая планета, а раньше она представляла собой пустыню, покрытую ледниками, с повышенным содержанием кислорода в атмосфере. Ускоренное терраформирование растопило ледники, добавило к кислороду углекислый газ, и почвы стали невероятно плодородными. Теперь на Кембрии низкие холмы пересекаются сетью рек и озер; там нет морей и океанов, только пышная земная растительность.

Фабрики и заводы на Кембрии спрятаны под поверхностью планеты, в гигантских пещерах, где живут и трудятся рабы. Хозяева планеты — РД — живут наверху, на воздухе, среди зелени, а люди — в полумраке, при искусственном мерцающем свете. С ними я жил, с ними работал.

Труд был тяжел и требовал большого умения. Мы вручную создавали для РД резную деревянную мебель, шили одежду. Мы стали живым конвейером по сборке музыкальных проигрывателей, машин, самолетов, летающих скейтов, компьютеров и сотовых телефонов. Детали изготавливались высокоточными роботами, за которыми мы следили, но готовый продукт оказалось собирать дешевле нашими силами.

Мой отец работал в Поверхностной бригаде. Каждое утро они поднимались наверх, где занимались тем, что поддерживали идиллический вид планеты: ухаживали за садами, кормили диких животных, вкалывали на виноградниках (а виноградники на Кембрии просто огромные). Люди собирают виноград и по старинке выжимают из него сок ногами. Прочие выращивают оливки, яблоки, апельсины, картошку; некоторые — авокадо и кабачки. Создаются даже гибриды фруктов и овощей.

Есть в Поверхностных бригадах и люди особых профессий: повара, официанты, бармены. Они готовят великолепные блюда и прислуживают РД на частых пирах. Но даже эти избранники судьбы после рабочего дня спускаются домой — в пещеры, к семьям, в Подземную Кембрию, как они сами говорят.

Я не сказал бы, что моя жизнь под землей была ущербной. Наш дом построили сами вулканы — гигантские пещеры причудливой формы, простирающиеся внутри всей планеты. В них я рос и играл. Детей не забирали работать на поверхность, но мне было чем заняться со сверстниками: футбол, прятки… мы купались в подземных озёрах. Да если б мне дали право выбора: жить в пещере или на залитой солнцем поверхности, я выбрал бы первое. В своем доме я видел нечто скрытое, нечто Волшебное.

Я жил в достатке, с комфортом: еда, питье, вина, свои поля и фермы. Мы писали романы, поэмы, ставили спектакли. Но в то же время не занимались наукой. Собственную историю знали в усеченной версии. Где-то в далеком космосе Квантовые бакены связывали все человечество, а мы даже не верили, что люди давно расселились почти по всему космосу, и пределом развития считали РД — своих богов.

Однако я даже не представлял, кто же такие РД на самом деле… до своей первой Летней ярмарки:

Меня и мою сестренку Шеену в тот день взяли на поверхность. Мне было семнадцать лет, сестренке — шестнадцать; она — чудесный ребенок, а я — поджарый, привлекательный, дерзкий юноша. Мы гордились тем, что нас взяли на ярмарку.