wieczora. Państwo, nie wyobraża jaki jestem szczęśliwy naszemu spotkaniu[4]! — произношу по-польски с довольной улыбкой.

Мне, конечно, жалко девушку, так как я представил на её месте Агнешку. Но она сама выбрала собственную судьбу, начав поддерживать мятежников. Только виноват во всём её муж, который втянул Пелагею в активное сопротивление. И отличилась она там изрядно, прежде чем была арестована. Ещё и свадьба двух пламенных повстанцев прошла в тюрьме, а далее обоих ждала ссылка. Ну, прямо, как в любовном романе. Только в сторону рефлексии, так как передо мной враги. Поэтому спектр эмоций, переполнявших обоих мужчин, доставлял мне истинное удовольствие. Удивление медленно сменялось пониманием и злостью. Я был собран, будто пружина, поэтому смог вовремя отреагировать на действия Озерова. Высокий и явно физически сильный, в отличие от невысокого и щуплого товарища, он был опасен даже без оружия.

Лицо ротмистра исказила гримаса ненависти, и он резко бросился вперёд. С учётом того, что я изначально ожидал агрессии именно от этого господина, то и сразу встал ближе к нему. Церемониться ни с кем не собираюсь, поэтому встречаю нападавшего ударом в пах. Тот с шумом грохнулся на пол. Озеров пытался чего-то произнести, но от чудовищной боли только открывал рот как рыба, выброшенная на берег. Второй господин, пока я отвлёкся, сунул руку в ящик буфета, но тут же её одёрнул. Фредди, держащий револьвер у виска жены преступника являлся очень серьёзным аргументом. Немец появился вовремя и правильно среагировал, ещё и демонстративно взвёл курок. В этом времени подобные приёмы считаются подлыми, но нам плевать.

Скрюченный на полу ротмистр подал голос, вернее, начал хрипеть и дико вращать глазами. Попытка пошевелиться была купирована двумя сильными пинками по печени. После такого успокоительного, бузотёр сложился в форму эмбриона и тихо замычал от нестерпимой боли. Но силён! Чувствую, что Владимир Михайлович быстро отойдёт от болевого шока и снова кинется в бой. Пока же я перевёл взгляд на его товарища, застывшего около буфета.

— Вижу, что вы не особо счастливы, пан Ярослав? Зато я испытываю противоположные эмоции. Если ты хоть немного трепыхнёшься, то я сломаю тебе гортань, курва поганая! — это уже адресовалось по-русски, попытавшемуся пошевелиться ротмистру, — Умирать будешь долго и мучительно. Это я тебе обещаю.

— Не имею чести вас знать, пан хам, — гордо вскинул подбородок Домбровский, — Но ваше поведение недостойно благородного человека, если вы, конечно, шляхтич.

— Предпочитаю считать себя дворянином. Что касается происхождения, то поверьте, оно гораздо знатнее вашего, пан Коротышка. Так ведь вас называли подельники, если мне не изменяет память? Многих из них я отправил к праотцам, туда им и дорога. Вот и вы попались в расставленные сети!

Лицо идеолога польских инсургентов дрогнуло, и в глазах появились искорки ненависти. К своей чести, он не скатился до брани или криков.

— Пан Иуда? Как же я сразу не догадался? — Ярослав буквально выплёвывал слова, — Предатель, чьи руки по локоть в крови. Цепной пёс проклятого Муравьёва-вешателя. Только у вас хватило бы подлости угрожать убить женщину, дабы воздействовать на её мужчину. А ведь вы происходите из достойной семьи. Я прекрасно знал ваших старших братьев, а с Винцентом учился в Военно-инженерной академии.

— По крайней мере, я лично убивал врагов, участвуя в сражениях. И упомянутого вами братца Винцента, казнил своими руками, — усмехаясь, видя, что мои слова ужаснули Домбровского, — А вот подобные вам подстрекатели, отсиживались за чужими спинами и толкали на верную смерть сотни восторженных глупцов. При этом их тела гниют в многочисленных могилах от Одры до Двины. А вы спокойно переждали мятеж в тюрьме, ещё и умудрились сбежать с пересылки. Наверное, мыслями пан Ярослав уже в Париже? Наш герой мечтает неплохо проводить там время, гулять с молодой супругой по Елисейским полям, а в перерыве засорять мозги новым адептам Великой Польши. Только ничего у вас не выйдет. Может, вы ещё и увидите Францию, но лет через двадцать.

— Пан, Юзеф, — дёрнулась Пелагея Згличинская, жена лидера инсургентов, — Проявите жалость, ведь у вас должно же быть сердце! Ярослав ни в чём не виноват!

Святая простота. Эта госпожа меня за кого принимает?

— Молитесь, что я не пристрелил вашего мужа и эту гниду Озерова, якобы за оказанное сопротивление. Уж очень они нужны мне живыми. Фредди, вяжи этого карлика, а затем будем пеленать буйного ротмистра.

* * *

Я достаточно увлекающийся человек, всегда любил генерировать новые идеи, поэтому часто не обращал внимания на детали. Благо, в прошлой жизни у меня были грамотные помощники, подчищающие мои ошибки. Да и во время подавления восстания, лихие наскоки удавались нашему отряду больше из-за беспечности мятежников. Но сейчас совершенно иная ситуация, которая не терпит спешки и невнимательности. Именно после назначения в третье отделение, мне пришлось кардинально поменять своё отношение к рабочему процессу. Лучший следователь — это не тот, кто много бегает в поисках следов преступников, а человек умеющий думать и обращать внимание на мелочи.

Вот и мне пришлось прочитать целые талмуды протоколов допросов людей, арестованных в связи с делом Каракозова. Именно там промелькнула важная деталь, на которую дознаватели почему-то не обратили внимания. Один из лидеров «ишутинцев», желая оправдать себя любимого, шёл навстречу следствию, и рассказал достаточно много интересных вещей про подпольный кружок. Надо сказать, что среди пламенных революционеров не было единства, да и многие из них просто играли во фрондёров. Например, Ермолов и Странден, получив прокламацию Каракозова, бросились за ним в столицу, дабы отговорить от покушения на царя.

Наш же герой жил в столице, также входил в состав «ишутинцев», и даже помог Каракозову деньгами, когда тот прибыл в город. Звали его Иван Александрович Худяков, и был он весьма примечательной личностью. Человек с детства занимался русским фольклором, и добился на этой ниве заметных успехов. Несмотря на молодость и то, что цензура не давала ему нормально работать, Худяков к двадцати двум годам уже издал несколько сборников и рассказов. Он даже написал полноценную книгу, которую не пропустила цензура. А ведь это был просто уникальный самоучитель русского языка. Только речь сейчас не о талантах нашего бунтовщика.

Иван не являлся упёртым революционером, и вступил в кружок больше от живости ума и обострённого чувства справедливости. В отличие от остальных «ишутинцев», про намерение Каракозова совершить покушение он не знал. Человеком он, в общем, был добрым, ранимым и очень тяжело переносил заключение. Поэтому на вопросы следователя он отвечал весьма подробно и ничего не скрывал. Среди его показаний упоминалось, что Ишутин и компания помогли бежать