«А при чем здесь армейская разведка?»

«В общем-то ни при чем. Но политический отдел Комиссии в немалой степени зависел от данных, полученных людьми Маскелина. А их отдел обработки информации — базовая структура для Центрального ближневосточного архива и так далее».

«Так чего они, собственно, не поделили?»

«Персуорден — политический секретарь, и он считает, что посольство получило контору Маскелина в наследство от Комиссии. А Маскелину это, естественно, не нравится. Ему бы хотелось соподчинения или, в идеале, полной неподотчетности политическим структурам. Он ведь военный, в конце концов».

«Ну, так и отдать его под начало военному атташе — на первое время».

«Прекрасно. Но дело-то в том, что Маскелин отказывается подчиняться посольству, потому что по званию он выше, чем назначенный туда военный атташе».

«Господи, чушь какая. В каком он звании?»

«Бригадный генерал. Видишь ли, с тех пор как кончилась вся эта свистопляска — я имею в виду восемнадцатый год, — Каир стал координационным центром всей нашей ближневосточной разведсети, и вся информация шла через Маскелина. А теперь Персуорден пытается посягнуть на его свободу и независимость. Команда „к ноге“ кому понравится. Ну, и пошло-поехало. Бедняга Эррол, я, кстати, признаю, что в определенных ситуациях он слабоват, болтается между ними, как ромашка в заводи. Вот почему я считаю, что ты бы сильно облегчил себе задачу, если бы отправил Персуордена куда подальше».

«Или Маскелина».

«Оно бы неплохо, но он подчиняется Министерству обороны. У тебя ничего не выйдет. Он, кстати, больше всех ратовал за то, чтобы ты поскорей приехал и все уладил. Он почему-то уверен, что ты предоставишь ему полную автономию».

«Но я же не могу смириться с присутствием независимой военной разведки на территории, на которой я аккредитован, разве не так?»

«Согласен. Я согласен с тобой, дорогой мой Дэвид».

«А что говорят в МО?»

«Ты же знаешь военных! Они подпишутся под любым твоим решением. Хотят они того или нет. Но они столько сил потратили, чтобы как следует там окопаться. Разветвленная сеть, собственный передатчик в Александрии. Мне кажется, они постараются оставить все как есть».

«Только под моим началом. Иначе никак».

«Вот-вот. Этого-то и добивался Персуорден. Но только исходя из общих интересов кому-то все-таки придется уйти. Дальнейшая перестрелка тухлыми яйцами просто недопустима».

«Какая такая перестрелка?»

«Ну, Маскелин придерживает отчеты, а его заставляют все-таки передать их в политический отдел. А затем Персуорден жалуется на неточности в его отчетах и присылает запрос о том, насколько вообще необходим разведотдел. Говорю тебе, чистой воды фейерверк. Это уже не шутки. Лучше бы ты убрал этого парня. Кроме того, у него, видишь ли, несколько… странные знакомства, неподходящая компания. Эррол обеспокоен его личной безопасностью. Заметь, мы ничего не имеем против Персуордена. Он просто, ну… отчасти парвеню, что ли, а, как ты считаешь? Не знаю даже, как и выразиться. Там все есть, у Эррола в докладной».

Маунтолив вздохнул.

«Наверняка речь идет о принципиальной разнице между Итоном и Уортингом, ты об этом?»

Они посмотрели друг на друга. Фраза не показалась забавной ни тому ни другому. Кенилворт пожал плечами, он явно нервничал.

«Дорогой мой, — сказал он. — Если тебе очень хочется поднять вопрос перед шефом, кто я такой, чтобы тебе мешать, твое мнение, конечно же, над моим возобладает. Но я уже изложил свои взгляды в письменной форме. Если позволишь, я так все и оставлю, в качестве комментария к докладу Эррола. В конце концов, ему за все отвечать».

«Да, конечно».

«Было бы не очень честно по отношению к нему».

Отключившись на долю секунды, Маунтолив успел почувствовать, как пробежала где-то глубоко в душе легкая приятная рябь едва знакомого пока ощущения власти — власти принимать решения в подобных ситуациях, которые доселе разрешались волею судьбы или же оставались надолго ареной нелепого противоборства неких безликих сил; ситуации эти по здравом размышлении не стоили чаще всего и малой толики затраченных усилий. И если он намерен вступить когда-нибудь в принадлежащий ему по праву рождения мир активного действия, надо же с чего-то начать. Глава миссии имеет полное право подбирать и рекомендовать кадры по своему усмотрению. С какой стати Персуорден должен страдать из-за ничтожных бюрократических игрищ и переносить тяготы перевода и переезда в какую-нибудь забытую Богом дыру?

«Боюсь, FO окончательно потеряет его, если мы начнем играть с ним в наши обычные игры, — сказал он не слишком уверенным тоном; и, чтобы как-то компенсировать совершеннейшую неубедительность аргумента, добавил решительно: — Как бы то ни было, я намерен оставить его на некоторое время».

Кенилворт улыбнулся, но глаза к улыбке этой отношения как бы и не имели. Маунтолив почувствовал в сгустившейся вдруг тишине некую окончательность — как захлопнулась за спиной дверь склепа. И ничего уже нельзя было поделать. Он встал с преувеличенной целеустремленностью, сунул догоревшую сигарету в уродливую пепельницу и сказал:

«Я сделаю так, как считаю нужным, а если не увижу в нем толку, кто помешает мне в любой момент его отослать?»

Кенилворт сглотнул осторожно, как жаба под камнем, и медленный его, лишенный всякого выражения взгляд зацепился за случайную точку, за узор на обоях. Тихий шепоток лондонских вечерних улиц просочился в комнату и повис между ними.

«Ну, мне пора, — сказал Маунтолив, ощутивший уже первый легкий приступ неприязни к самому себе. — Заберу все эти папки с собой — я еду за город завтра вечером. За сегодня и за завтра покончу со всеми формальностями, а потом… смею надеяться на отпуск. До свидания, Кенни».

«До свидания». — Но с места он подниматься не стал.

Когда Маунтолив вышел, он кивнул, чуть улыбнувшись, закрывающейся двери, затем со вздохом вернулся к аккуратно перепечатанной докладной записке Эррола, подшитой в папке с надписью «К сведению назначенного в должность посла». Прочитав пару строк, он устало поглядел в темное окно, затем встал, вышел из-за стола, задернул шторы и снял телефонную трубку.

«Соедините меня с архивом, пожалуйста».

Мудрее будет — на данный момент — не слишком настаивать на особом мнении.

Пустячная эта размолвка имела, однако, свои последствия: Маунтолив не стал звать Кенилворта с собою в клуб, как намеревался. И сделал это с некоторым даже облегчением. Взамен он позвонил Лайзе Персуорден и пригласил ее пообедать вместе.

От Лондона до Дьюфорд Мэллоуз езды было от силы часа два, но стоило им выехать за город, и стало ясно, что сельская Англия заметена снегом — вся. Им пришлось сбавить скорость почти на нет, Маунтолива обстоятельство это привело в восторг, но водитель дежурной машины был просто вне себя от ярости.