Стороной обошли КПП, оставили позади село. Миновали небольшой хуторок из пяти изб, разместившийся на самой вершине сопки, поросшей гречихой, прошли через пшеничное поле. Вновь вышли к дороге, которая на этот раз была куда более оживленной: по ней, лязгая гусеницами, двигались тягачи, транспортировавшие орудия. В середине колонны катились гаубицы на гусеничном ходу, а в самом конце растянувшейся колонны обыкновенные трактора тащили полковые и дивизионные пушки.

Движение тяжелого вооружения по дороге не могло не привлечь диверсанта. Шла дислокация. Вот только уже ближайшей ночью техника, переброшенная ранее на ложные позиции, под прикрытием ревущих самолетов будет передвигаться совсем в другую сторону. Таков был секретный приказ. Зато днем все напоказ! Пусть враг видит, куда движутся колонны тяжелой военной техники.

Вот головная артсистема что-то притормозила, замедляя общее движение колонны. Трактор натужно, почти отчаянно заревел и не без труда выдернул тысячу килограммов бронированного железа из глубокой рытвины.

Далее, наматывая на гусеницы сочную густую грязь и оттесняя на обочину оглушенную пехоту, последовали артиллерийские системы по долгой, напоминающей бесконечность, серой полоске дороги.

— Товарищ капитан, — подошел к Романцеву Строев.

— Что у тебя? — оторвал Тимофей взгляд от проходящей стороной силы.

— Мне показалось, что я следы диверсанта увидел.

— Тебе показалось или ты все-таки уверен? — раздраженно произнес капитан. — Говори яснее!

— Следы очень похожи. Но там земля очень твердая, мелких деталей не распознать. Но вот неглубокий рубчик на подошве все же заметен!

— Давай, показывай!

— Вот он, — ткнул Строев в растрескавшийся грунт.

Тимофей присел на корточки, но, кроме сухой земли с комочками спекшегося суглинка, ничего не рассмотрел. «И где он тут чего заметил?» — нахмурившись, подумал он.

— Ничего не вижу. Покажи конкретно! Пальцем ткни!

— А вы не туда смотрите, товарищ капитан, — с улыбкой произнес следопыт. — Вы сюда взгляните. — И, присев рядом, показал: — Видите вот эти полосочки?

— Ну? — обескураженно протянул Романцев. — И что это, по-твоему?

— Это и есть след. — Тимофей всмотрелся пристальнее. Едва различимая кривая линия совсем не напоминала след от сапога сорок четвертого размера. — Это контур его каблука. Здесь почва твердая, сразу так не разберешь, — успокоил его красноармеец. — А вот эта линия, — показал он прутом на едва заметную черточку, — и есть выбоинка на каблуке.

Тимофей еще раз внимательно всмотрелся в трещинки и в царапинки на сухой земле, но увиденные черточки не впечатлили, их можно было встретить где угодно, и вообще, они мало чем отличались от тех едва заметных отпечатков, что он видел на дороге, в поле и еще в сотне мест, по которым они сегодня протопали.

— И как давно он здесь побывал? — спросил Романцев, совсем не рассчитывая на ответ.

— Думаю, что совсем недавно, — уверенно ответил следопыт. — Может, час назад, а может, два.

— С чего ты так решил?

— Сейчас довольно ветрено, так эти следы даже пылью не занесло.

— Куда он пошел? — распрямился Тимофей.

— Вот в ту сторону, — уверенно показал Строев на луг, по которому одинокий косарь привычно и монотонно, не слишком широко ступая, косил поднявшуюся по пояс траву.

— Тогда пойдем. Спросим!

Косарем оказался старик лет семидесяти пяти. Одет он был в казачьи синие брюки с широкими красными лампасами, заправленными в сапоги, в рубашку светло-синего цвета, на суховатой голове фуражка с лайковым козырьком, тщедушное тело спрятано в старую выцветшую рубашку, на которой висела медаль: «В память о Русско-японской войне 1904–1905 гг.» и два Георгиевских креста. Седая аккуратно стриженная борода скрывала впавшие щеки и узкий клинообразный подбородок.

Остановившись, он внимательно посмотрел на приближающихся военных. Из потемневших, глубоко ввалившихся глаз озорно блеснуло любопытство. Несмотря на внешнюю ветхость, в его сухих руках чувствовалась сила, какая может быть только у человека, привыкшего к ежедневной трудной крестьянской работе.

— Здравствуй, дед! — бодро поздоровался Романцев. — Бог тебе в помощь!

— Здравствуй, коли не шутишь, — ответил старик, приосанившись. Его голос прозвучал неожиданно басовито и молодо.

— Ты давно здесь косишь?

Старик вытер рукавом взмокший лоб, прислонил косу к тонкой осине и внимательно посмотрел на подошедших военных. Свое он отбоялся еще при царе-батюшке, в войну с японцами. В выцветших глазах ни волнения, ни настороженности. Разговор намечался обстоятельный, да и передохнуть не помешает.

— С утра уже. — Кивнув на скошенный луг, добавил с некоторой горечью. — В молодости часа за три бы управился, а сейчас так не могу. Здоровьице нынче не то… Лежал бы себе на печи… Но бабам, кроме меня, помочь некому. Даже внука забрали, шестнадцать лет мальцу было!

— Это так, сейчас все мужики на фронте… Я вижу, ты дед геройский. Два Георгиевских креста и медаль за войну с японцами.

— Что было, то было, — сухо произнес старик, явно не расположенный обсуждать прошлые заслуги.

— Тебя как звать-то?

— Парамон Сидорович. Так ты чего хотел-то?

— Ты ведь здешний, Парамон Сидорович?

— Тутошний, — кивнул старик.

— Никого тут не видел из чужих? Может, какие-то подозрительные были?

— Был чужой, — после некоторой заминки ответил старик. — И, как ты сказал, подозрительный.

— Кто такой?

— Солдатик один подходил. Старший сержант! Просил меня дорогу на Рябиновку показать. Говорил, что с Барановичей идет, сам же на Тихоновичи указал, а они ведь в другой стороне.

— Как он выглядел?

— Как-то обыкновенно. Как и все нынче… Правда, кости широкой. Стриженый. На ногах кирзачи.

— Может, приметы у него какие-то особые были? Вспомни, Парамон Сидорович, важно очень!

— Так я его особо и не разглядывал, — хмыкнул старик. — Ведь не красная девица! Хе-хе! Плечи вот такие, как у тебя, только росточком будет пониже.

— У него был вещмешок?

— Был, это я сразу подметил. Без него солдату никак нельзя! Ведь нужно же куда-то иголку с ниткой положить, ложку.

— А может, на ремешке вещмешка видел какие-нибудь буквы? Обычно каждый солдатик свою вещицу помечает. Заведено у нас как-то.

— Да знаю, — махнул рукой старик, — сам пятнадцать лет в кавалерии отслужил. Может, и было чего, но я не заметил. Да и зрение уже не то, чтобы так шибко разглядывать.

— Значит, этот солдат на Рябиновку пошел?

— Точно так! — кивнул дед и взялся за косу, давая понять, что перекур закончился. Дела не ждут!