Он слышал, как над Айгрежей проплыла громадина дирижабля, заслоняя скупой свет отсутствия солнца. Окровавленное небо прочертила темная полоса корабля беглецов, мелькнувшего прощальным силуэтом в прорехах обрушенной крыши. Гудели, напоминая шумные насосы, гигантские пропеллеры. Ковчег безумцев поднимался все выше, медленно прорываясь через незримый барьер, рассыпая его золотистыми искрами, и в дырах блестел свет далекого лилового солнца.

В это время со стороны Квартала Богачей донесся новый взрыв. Там грабили и разоряли поместья, в этом даже не оставалось сомнений. Голодная измученная толпа влилась через провал в стене, оставленный Сектой Дирижабля, и накинулась на тех, кого больше всего ненавидела, тех, кто обещал защитить город, сберечь очаг порядка в Хаосе, а вместо этого уничтожил его. Но последователи Рыжеусого покидали бурлящее месиво, оставив за собой кровавый след, посеяв рознь и непонимание даже меж тех, кто не примкнул к их числу.

Джоэл невольно закрыл глаза, покачиваясь круговыми движениями, как в ритуальном танце неподвижного жреца новой секты сожженного собора. Он не заснул, но увидел — стену, зеленый маяк и дирижабль, рассекающий Хаос. Воздушный корабль стремились на сигнал ложной надежды, как и все они, мотыльки своей неверной свободы.

Отозванный от жизни, как лопнувшая струна — от звука, Джоэл грезил наяву, выходя чутким зрением из тела за грань барьера. Он парил следом за дирижаблем и слышал, как сначала ликует, а потом затихает сбежавшая Секта. Они освободились от проклятья вечного града, но скоро поняли, что маяк — сигнальная ловушка за стеной, как у сухопутных пиратов прошлых веков. Никакого поселения за ним не возникало, никакой второй стены. Только Змей распахнул им объятья погибели.

Сначала незримая когтистая лапа врезалась в хвостовой пропеллер, потом пропорола гондолу, откуда донеслись пронзительные крики. Воздушный корабль закрутился волчком, теряя управление. Полет превратился в стремительное снижение, но Вермело остался позади, похоронив в прошлом все шансы на спасенье.

Ими завладел Змей. Следующий удар, похожий на размах колоссального хвоста, сбил дирижабль и, словно легкий мячик, запустил прямо к зеленому маяку, к башне с потусторонним болотным огоньком, на вершине которой клубились туманом Разрушающие — эти призраки, эти останки выпитых Змеем людей и созданий Хаоса, его прислужники, его армия. Они терзались вечным голодом, лишенные души и разума, они хотели есть. И пищей им служила только свежая плоть.

Остатки дирижабля упали на вершину башни, разметав висящий в пустоте неживой огонь, поглощающий свет, зеленый, как хитрая отрава заговорщика, а не свежая листва.

— В город! Возвращаемся… Возра-а-а… — доносились слабые крики тех, кому посчастливилось выжить после крушения. Изломанные, окровавленные, они выползали из горящих обломков гондолы, не пытаясь вытащить «братьев», лишь спасая себя. И в глазах их застыла звериная тоска обреченности, как на бойне.

Разрушающие накинулись на них плотным облаком, как жадные крабы на свежую падаль. Костлявые руки-скелеты жадно рвали плоть, мертвецы мечтали унять свой бесконечный голод. Они обвивали черными линиями, впивались заостренными зубами, отгрызая руки и ноги, вырывая хребты. Кто-то из уцелевших кидался с края башни, понимая тщетность попыток спастись. Но даже в падении не находил покоя — Разрушающие подхватывали его, как волна прибоя, и возвращали, чтобы пожрать на своем долгожданном пиршестве.

— Спасите-е-е… — недорезанной свиньей кричал Рыжеусый, но и его поглотило скопище мертвецов. В своей жадной пляске голода они разорвали его пополам. Он еще кричал и размахивал руками, когда один из парящих скелетов принялся глодать его кишки, размотавшиеся старыми канатами.

Вскоре все крики затихли, доносилось только омерзительное шипение и влажное чавканье. И парили в пустоте обломки злополучного дирижабля, из-за которого все и началось. Из-за которого Вермело накрыла волна тяжкой смуты. Лучше бы уж сразу Местрий Пратт вступил в игру с его «Иными», которые жаждали только прекращения беззакония Цитадели. Но теперь уже ничего не оставалось прежним.

Город охватывала новая волна уличных боев. Под застывшим красно-желтым небом, иссеченным желчью незрячего света, уже почти не громыхали выстрелы пушек: боезапас заканчивался, новых снарядов восставшие оружейники не делали. И только камней, чтоб забивать ими беспомощных и малосильных, хватало на всех.

В Квартале Богачей правителей Вермело выгребали на улицы из их роскошных поместий и домов под гиканье и улюлюканье озверевших бедняков. Этим действом уже не руководила Энн, похоже, никто не руководил. Не вмешивалась охрана и остатки рассеянной армии. И толпа наслаждалась уничтожением тех, кого раньше считала разумом города, жесткой направляющей рукой. Но, пожалуй, никто даже не вспомнил бы их имен. Они закрылись в своем разлагающемся мирке былой роскоши и теперь жестоко расплачивались за равнодушие и преступную мечту сбежать.

Бунтовщики поступали не лучше Разрушающих, с той лишь разницей, что не пожирали трупы, но в остальном… Полыхали старинные особняки, на улицах лежала порубленная в щепки искусная мебель, черепки старинного фарфора, сгоревшие бархатные портьеры, дорогие костюмы. И трупы, конечно, в первую очередь трупы. Много. Разных.

Старые и молодые, люди нашли свой конец на ровной брусчатке Квартала Богачей. У ворот толпа глумилась над полумертвым сварливым привратником, набивая ему солому в распоротый живот. Крики боли сливались с гомоном дурного гибельного восторга.

Кое-где, не таясь, оголтелое ожесточившееся мужичье брало силой аристократок и их служанок, истошно вопящих, извалянных в грязи, испачканных в крови своих убитых мужей. Их не щадили, набрасывались целыми группами, насиловали быстро, похоже, и не получая никакого удовольствия, а потом, когда надоедало, убивали. И улица покрывалась новыми телами, в которых уже едва узнавались ослепительные магнаты в непомерно дорогой одежде с фамильными украшениями.

Сапфиры и изумруды хватали, как побрякушки, как разноцветные льдинки — порывисто, без понимания ценности. Рвались жемчужные колье, сорванные с перерезанных шей, выпадали бриллианты из орденов с порванных атласных лент. Чины и звания не имели больше смысла, все сметал копившийся десятилетиями гнев, усталость от необходимости «каждому быть на своем месте». И желание получить право выбора оборачивалось крушением последнего оплота человечества, которое губило себя под неусыпным взглядом обоих глаз Змея.

Джоэл парил над руинами Вермело, выйдя из тела средь черных линий отравленного мира. Он видел птичьим зрением Каменного Ворона или… Белого Дракона. Или просто длился сон, тянущийся дольше жизни.

Кашель, сдавивший грудь, заставил открыть глаза, с удивлением вспомнить, что он еще не мертв. Призраки колыхались вокруг него дымными грядами неведомых далей, как души книг, сожженных в подвале. Точно все рукописные образы, облеченные в слова, ожили в бесплотные картинки. И кружили вокруг него, над телами Джолин, Ли и святителя Гарфа. Они забирали в мир теней, на страницы сожженных книг. Только ярко светилась мозаика с изображением Стража Вселенной.