осознала, что главная борьба на пути к своему чуду – борьба с самим собой. И когда голос говорил о тьме, он говорил о страхах, зависти, обиде, сомнениях, чувстве вины, комплексах и гордыне, которые мешают нам быть теми, кем мы должны стать. Наши страхи и гордыня – наша тьма. Они гасят наш свет и заставляют делать неправильный выбор, отдаляющий нас от чуда.

Манипуляция (адреналиновая псевдолюбовь), разрушающая, разрывающая в клочья, становится той тьмой, в которой ты либо выживешь, либо погибнешь. И когда она тебя поглощает, у тебя остается выбор: умереть или искать способ сохранить жизнь.

Голос из фильма продолжал:

«Но, возможно, предназначение не исполнено, и нам лишь предстоит узнать, в чем оно. И может случиться так, что это путешествие победит само время. Ибо время и расстояние не то, чем они кажутся нам. Вселенная одинаково любит нас всех. Любит так сильно, что искривляет пространство и время, чтобы помочь каждому из нас… И некоторым повезло стать свидетелями этого».

Затылок словно пронзил электрический разряд. Если бы Матвей не встретился на пути, если бы не задел ее своими техниками за живое, она не написала бы книгу. Не была бы той, кем стала. «Жить жизнь» стала ее миссией, в которой она нашла предназначение.

«Вселенная не жалеет усилий, чтобы помочь нам исполнить предназначение. Она направляет к нам духовных проводников, которые посылают знаки».

Перед глазами возникали лица тех, благодаря кому она смогла пройти этот путь. Туся, спасшая ее после смерти Стаса, Гала, благодаря которой она начала писать роман, Вика, понимавшая ее непонятный язык. Арам, Женя, Виталик. Каждый из них поддержал в те решающие моменты, когда она могла сломаться и кануть во тьму. Инна стала прямым посланцем Вселенной, как Белая Лошадь из этого фильма, с ясным сообщением: «Там переживают, что ты не пишешь».

Анна прожила каждое слово, сказанное в фильме. Он тоже стал посланием, в котором явилось откровение. Слезы закончились.

В голове стучала мысль: «На обложке мои глаза». Вспомнила, как во время медитации увидела, какой она должна быть. Как дизайнеры уговорили сделать книгу именно с ее глазами, как настаивали на черно-белом варианте. Но Анна решила: «Цветной» – и изменила цвет радужки. Если бы «Жить жизнь» не вышла в свет, скорее всего, они с Егором никогда бы не встретились. Их миры не соприкоснулись бы. Они не могли соприкоснуться.

Дверь открылась. Егор протянул руку:

– Идем.

Анна вышла из машины. Он вел ее по заснеженной тропинке, освещенной фонарями.

– Куда мы идем?

– На каток, – спокойно ответил он.

Анна дернулась, но он крепко держал ее за руку.

– Может, не будем? Он, скорее всего, не работает.

– Работает: я договорился.

– А вдруг я упаду? У меня презентация в понедельник.

– Не упадешь, – уверенно сказал он.

– А ты умеешь кататься на коньках?

– Раньше катался очень хорошо. И знаю, что сразу вспомню, – в его голосе не чувствовалось сомнения.

– Я не хочу.

– Хочешь, – уверенно сказал Егор.

Аргументы закончились.

Они спустились с горки и увидели надпись: Wollman Rink. Зашли в пустое помещение: катки в Нью-Йорке работают до одиннадцати. На стуле лежала нужная экипировка. Егор посадил Анну на стульчик, снял угги и надел коньки. Протянул наколенники и, застегивая шлем, сказал:

– Смешная. На всякий случай пусть будет: эта голова бесценна.

Анна улыбнулась.

– Боишься?

– Да.

– Не бойся. Я рядом, – он нежно провел пальцем по щеке, наклонился и поцеловал.

Анна застегивала наколенники – он надевал свои коньки.

Перед глазами возникла картина из медитации, которую она увидела семь лет назад.

Она стоит на берегу океана, четко осознавая, что она в США. Чувствует дуновение теплого ветра, белый песок, в котором вязнут ноги, объятия мужчины и то, как в животе бьется сердце ребенка. Она оборачивается и видит его – высокого красивого брюнета, похожего на Чмерковского. Спокойствие и тишина. Полная гармония. В этот момент слышится детский голос:

– Мама!

Она поворачивает голову и видит маленькую курчавую девочку, бегущую по песку.

Эта картина появлялась в ее медитации на протяжении семи лет. И не исчезла даже в ночь перед свадьбой со Стасом. Тогда казалось, что судьба определена. Но жизнь распорядилась иначе. Только сейчас Анна вспомнила о том видении.

В голове звучали слова из фильма:

«Каждая жизнь одинаково важна. И всему есть своя причина. Что, если каждый из нас есть часть сложного плана, который, возможно, мы когда-нибудь сумеем разгадать. И настанет день, когда мы выполним то, что предназначено нам судьбой».

Егор подал ей руку. Анна ощутила теплое прикосновение его ладони. С этим прикосновением пришло осознание: Егор – ее Вознаграждение. Он стал Вознаграждением за выбор, который она делала на протяжении жизни, разрушая в себе тьму.

Иллюзии выбора не существует. Мы делаем выбор каждый день, и он либо приближает нас к нашему чуду, либо отдаляет от него. Тьма не отступит полностью, она продолжит попытки одолеть. Ее оружие – страхи, заставляющие бежать, как Анну в тот день. Но у нас есть право выбора.

Слеза скатилась по щеке. Егор посмотрел в глаза:

– Никому так и не хватило мужества научить тебя кататься на коньках.

* * *

Пробуждение сопровождалось ощущением облака и теплого света. Анна проснулась не потому, что надо, а оттого, что ей легко. Открыла глаза. Лучи солнца летели, словно белые крылья. Егора нет. Шума воды в ванной тоже не слышно.

– Егор! – громко позвала она.

В ответ тишина. Протянула руку за телефоном и набрала номер. Он ответил мелодией за дверью кабинета. Забыл телефон, значит, где-то рядом. Кровать в спальне Егора словно облако, в ней не спишь, а летишь – до этого Анна еще не знала такого комфортного сна. Провела рукой по его половине: тепло. «Матрас с подогревом!» – поняла она. Егор включил подогрев, поэтому она не почувствовала его ухода. Переползла на его половину, желая разобраться. На тумбочке лежал пульт. Анна изучала названия кнопок.

– Ничего себе, – бормотала она. – Даже уровень мягкости меняет! И охлаждение!

Технологии рождают магию. Она потянулась на кровати.

Счастье. Она наполнена этим чувством до кончиков пальцев. Счастье, к которому нет вопросов. Анна физически ощущала энергию этого чувства – белую, с легким золотым свечением.

Еще раз потянулась. Скинула одеяло и направилась в ванную. Утром эта комната казалась другой. Анна видела ее два раза – вечером. А по утрам она наполнялась солнечным светом из панорамного окна. Светло-серый мрамор превращался в белый.

В огромной, по ее меркам, ванной справа от входа стояли свечи, которые она успела запомнить. Вдоль правой стены – длинная тумба с мраморной столешницей на два умывальника, над которой висело зеркало. В конце комнаты – душевая кабина. А слева, напротив умывальника, возле окна, на пьедестале стояла ванна.

Анна открыла кран. Ванна с видом на Манхэттен станет лучшим продолжением утра. Еще бы морскую соль. Она нашлась мгновенно: в красивом ведерке, стоящем рядом с ванной.

Американская вода существенно отличается от нашей. Она другая. Прозрачно-голубая. Анна погрузилась в теплую воду, приправленную солью, белой пеной и счастьем.

Оказывается, анализ – защитный механизм, сигнал о том, что человек вызывает недоверие. Она осознала это, разглядывая самую знаменитую улицу мира из окна тридцать первого этажа. И к собственному удивлению, поняла, что анализировать сегодня нечего. Впервые она не испытывала желания разложить произошедшее на молекулы. Вместо этого вспоминала, как они катались на коньках. Одни, в сердце огромного города, которому она доверилась. Нет, она доверилась Егору. Вспомнила, как дважды чуть не упала и как Егор ее подхватил. И еще фото в телефоне. Нужно обязательно выставить в сеть: она сфотографировала их коньки рядом. Егор смог научить ее кататься, несмотря на все возражения, останавливавшие других. Их они остановили, Егора – нет. Пятнадцать лет она мечтала о том, что ее мужчина сделает это. Егор сделал. «Раньше катался очень хорошо. И знаю, что сразу вспомню», – всплыли в памяти его слова. Он ответил так, как не отвечал никто.

Как же это было красиво! Словно кадр из фильма. Они вдвоем