в первый день войны советская армия сбила около шестидесяти самолётов, но при этом треть российской авиации погибла при бомбардировках аэродромов. Здесь я был к этому готов. И в итоге, немцы с французами улетели не просто, несолоно хлебавши, а изрядно потрепанными. И мне их совсем не жалко.

Как докладывала разведка, у немцев и французов насчитывается около девяти тысяч самолётов, в то время, как у нас всего четыре тысячи. Причём, тысячу самолётов мы произвели за последний год. Раньше они были просто не нужны, армия была ведь маленькая, а сейчас необходимость появилась. Опять же, в моей истории к моменту войны Сталин неплохо подготовился. Самолётов у нас было много, и армия была вдвое больше. Как высказался один историк, когда немцы напали на СССР, они застали нас, будто профессионального боксёра, завязывающего шнурки. Зато потом мы им показали, где раки зимуют. Здесь же, даже несмотря на то, что мы успели не всё, что планировали, у нас явно было больше преимущества, потому что я знал к чему готовиться. И это несмотря на то, что войск и техники было гораздо меньше. Вот что значит «предупреждён — вооружён». И несмотря на то, что мы отступаем, даже те малые войска, которые с боем сейчас прорываются к укрепрайонам на границе Польши, Беларуси и Украины, нанесли серьёзный ущерб наступающим войскам.

Что касаемо танков, разведка докладывает, что у французов и немцев совместно сейчас 7 тысяч танков, а у нас пока что всего 4 тысячи. Причём, опять же, полторы тысячи танков произвели за последний год титанического труда. Люди работали на износ, но результат того стоил. Притом что мы не пользовались кредитами от соседних государств и не скупали технику из-за рубежа. Всё российское, до последнего болта. Не двадцать тысяч танков, как в моей истории, зато танковые подразделения имеют автомобили сопровождения. Значит, танкисты станут вовремя получать и горючее, и боеприпасы, и провизию с запасными частями. И раненых эвакуировать в тыл станут вовремя.

Я уже написал указ о том, чтобы часть ресурсов казны шла на ускорение производства новых снарядов и танков, а также на подготовку личного состава, способного этих всем управлять. Не станем повторять ошибок прошлой войны, не случившейся здесь, когда лётчика готовили всего три месяца и потом посылали в бой. Пускай мы дольше простоим в обороне, зато сумеем сберечь больше жизней. Полноценного лётчика нужно готовить не меньше года, а то и двух. Хотя в нашей ситуации, это тоже много, но хотя бы не три месяца. Лишнее время обучения снизит потери среди личного состава и сэкономит потери в технике. И мы сейчас можем себе это позволить просто потому, что способны достойно встретить удары противника и крепко держать оборону, не пуская захватчиков на наши территории.

Я в который раз поморщился. Уж не знаю почему, но я по прежнему не рассматриваю Польшу, как свои территории. Хотя зря, учитывая то, как сражались наши подданные на тех землях. Всё-таки наши герои на территории Польши заставили умыться кровью немецких и французских захватчиков. И об этом не будет забыто.

Я выработал для себя такую практику. Передо мной теперь лежали три стопки документов. Одна стопка была посвящена внутренним делам государства, которые я решал ещё до войны, правда теперь я лишь отслеживаю результаты. Вторая стопка, потолще, была с донесениями с фронта о доблестных победах наших героев во время столкновений с врагом, и эта стопка была как сладкая пилюля, дающая мне силы, чтобы не выходить из себя, когда я изучаю третью — самую толстую стопку с докладами, где сказано как захватчики терзают наших подданных, как сжигаются деревни, какие ужасы происходят в польских городах, где власть захватили националисты. Вот почитаю я эти отчёты, чувствую, что совсем уже край и сил не хватает, начинаю изучать вторую стопку, до тех пор, пока снова на душе не настанет покой.

Следующий отчёт решил взять из первой стопки. Два доклада, взаимосвязанных между собой. Во-первых, производство новых самолётов упиралось в производство алюминия. И с ним всегда были проблемы. Но я сильно не был разочарован, потому как всё могло быть гораздо хуже. Если бы я подписал тот договор, и отдал бы алюминиевые заводы на обслуживание немцам, у нас бы сейчас вообще не было никакого алюминия. И авиации тоже бы не было. Сейчас лёгкого металла всё равно не хватает, но для достойного отпора достаточно. Я наседал на Джугашвили, мол пускай делает что хочет, но срок начала производства достаточного количества алюминия через год меня не устраивает. Пускай хоть расстрелами угрожает, но заводы надо строить быстрее. Производство нужно расширять и ускорять процессы. Если директора совсем забудутся, начнут упираться и саботировать работу, менять их к чертям, нанимать новых. Но мне позарез нужна авиация. А авиация — это алюминий. Сооружать фанерные самолеты, обтягивая их брезентом не хочется, но придется, разумеется, если припрет.

Следующий отчёт. Выпуск снарядов и патронов идёт в штатном режиме, а производство с каждым месяцем наращивается. И уже через полгода выпуск боеприпасов выйдет на тот уровень, когда образуется профицит. Профицит — очень условный, потому что довоенные расчеты по количеству израсходованных снарядов на один ствол — полная ерунда. Боевые действия показывают, что в реальности боеприпасов требуется раз в десять больше. А иной раз и в сто. А есть ещё логистика. Если мы навыпускаем достаточно снарядов, но не сможем доставить их вовремя, будет плохо. Так что, радоваться профициту рано.

Глубоко вздохнув, потянулся к отчёту из третьей стопки, ожидая нового потока негатива. Ну да, чего и следовало ожидать. Была предпринята попытка атаковать наши ангары подводных лодок в Романове-на-Мурмане. Объединенная флотилия франко-немецких кораблей пошла в атаку в надежде застать нас врасплох. Франко-немецкая разведка хоть и работала абы как, совершенно не осознавая наших сил, но уязвимые точки они обнаруживали четко и почти всегда стремились нанести молниеносный удар. Лишь случайности и чудеса помогали нам выбираться из сложных ситуаций. Хотя моё присутствие на троне Российской империи — это одно большое чудо, потому что ничем меня немцы пока что не удивили. По крайней мере, практически всё, что они предпринимали, я ожидал.

Несмотря на то, что доклад был из третьей стопки, он оказался позитивным. Видимо, тот, кто сортировал документы, недооценил всю прелесть новости, не прочитав отчёт до конца. Ведь на пути у флотилии из двенадцати кораблей встала всего лишь одна подводная лодка. Но только она не атаковала корабли торпедами. На ней находился представитель института погоды и климатологии с электромагнитным маяком. Мне пытались объяснить, что это такое, но я совершенно ничего не понял. Слишком уж там всё замудрённое. Однако радовался как ребёнок тому, что моя идея воплотилась в жизнь.

Далее, как следовало из комментария, доклад составляли из разных данных: со слов очевидцев, капитана одной из североморских флотилий, а также выживших моряков немецких и французских войск.

В результате работы маяка, на глади совершенно спокойного моря, ну, насколько могут быть спокойными наши северные моря, прямо по центру движения флотилии разыгрался взявшийся из ниоткуда шторм. Но не это было самое страшное. Прямо в посреди флотилии образовалось огромное торнадо, причём, такой мощи, что вместе с тысячами тонн воды подняло в воздух все двенадцать кораблей, закрутило в штопор и подкинуло их на высоту более километра. Звучит это фантастически, но я не вижу причин не доверять докладу командующего северным флотом, который за всем этим буйством наблюдал. Я даже боюсь представить, что в тот момент пережили экипажи двенадцати кораблей. Это ж надо, плывёшь ты себе по морю и вдруг с места взлетаешь на такую высоту, причём с огромной скоростью! Этакие русские военно-морские горки. К счастью, для вражеских моряков, неподалёку от Романова-на-Мурмане находились наши корабли, которые по счастливой случайности шторм совершенно не затронул.

Стоило шторму утихнуть, как те сразу среагировали и смогли спасти вражеских моряков, а то было бы совсем уж негуманно наблюдать за тем, как они тонут. Из целой эскадры кораблей выжило всего сто двенадцать человек. Ни один корабль не уцелел. Выживших выловили, отпоили водкой. К сожалению, треть пришлось отправлять к врачам, причём ранений у них не было. Умом тронулись бедняги. Один из двух капитанов, что выжили в том буйстве, кое-как вернув способность говорить, спросил у командира судна, которое их спасло:

— Что