И вот – закрепленные веревки раскачиваются в воздухе, концы тросов надежно привязаны, и Лхомо соскальзывает к заранее намеченной точке, траверсирует на пять метров в сторону, сует ноги в стремена и летит к платформе на конце длинной веревки, как легендарный супергерой. Лобсанг Самтен протягивает ему запотевшую кружку рисового пива. Кенширо и Вики хлопают его по спине. Чжаньчжи Кенчжунь, наш виртуозный плотник с напомаженными усами, затягивает разухабистую хвалебную песнь. Я трясу головой и ухмыляюсь, как идиот. День восхитителен: сияет голубой купол небес, Священная гора Севера Хэн-Шань искрится снежными шапками на горизонте, веет ласковый ветерок. Энея говорила, что сезон дождей наступит через несколько дней – нескончаемый дождь, а порой и снег, скользкие скалы, – но в такой замечательный день в это трудно поверить.

Кто-то касается моего локтя. Оглянувшись, я вижу Энею. Она все утро была далеко от террасы, то и дело взбираясь на скалы, чтобы присмотреть за работами над галереями и парапетами.

Я все еще ухмыляюсь, переволновавшись за Лхомо.

– Тросы можно крепить, – говорю я. – Еще три-четыре денька славной погоды, и деревянные галереи будут закончены. Потом твоя последняя терраса, вон там, – я указываю на самый край козырька, – и вуаля! Твой проект воплощен, детка! Осталась только покраска и полировка!

Энея кивает, но мысли ее явно блуждают где-то далеко.

– Рауль, можно тебя на минутку?

Вслед за ней я спускаюсь по веревочным лестницам на скальную полку. При нашем приближении из расщелины вспархивает стайка зеленых пичуг.

Отсюда видно, что Храм-Парящий-в-Воздухе – настоящее произведение искусства. Окрашенное в карминный цвет дерево даже не блестит, а сияет. Лестницы, перила и карнизы украшены изысканным орнаментом. Сёдзи пагод распахнуты, молитвенные флажки и простыни развеваются на ветру. Кумирни Храма расположены на восьми ярусах, каждая олицетворяет одну ступень из намеченного Буддой Восьмеричного Пути Добродетели; кумирни ориентированы по трем лучам, соответствующим трем этапам Пути: Мудрость, Мораль и Созерцание. На восходящих лестницах и площадках оси Мудрости расположены медитационные кумирни «правильной веры» и «правильного решения».

На луче Морали находятся «правильное слово», «правильное дело», «правильная жизнь» и «правильное стремление». Добраться до последних медитационных кумирен можно лишь после долгого, изнурительного восхождения по веревочным лестницам, потому что – как растолковали мне Энея и Кэмпо Нга-Вань Таши – Будда подразумевал, что его путь требует твердой, неуклонной решимости.

Самые высокие медитационные кумирни посвящены постижению последних двух ступеней Восьмеричного Пути – «правильного воспоминания» и «правильного самоуглубления». Я сразу же обратил внимание, что из последней пагоды вид открывается только на каменный лик скалы.

А еще я обратил внимание, что в Храме нет ни одной статуи Будды. В детстве я как-то раз наткнулся на упоминание о буддизме в старинной книге из библиотеки Края Пустошей и спросил о нем у бабушки. Из той малости, что она рассказала в ответ на мой вопрос, мне запомнилось, что буддисты поклоняются изображениям Будды. И я спросил Энею, где же они?

Она объяснила, что на Старой Земле буддисты делились на две категории – хинаяна, старое философское течение, уничижительно прозванное «малой колесницей», в противопоставление куда более популярному течению, нарекшему себя «махаяна», то есть «большая колесница». В учении хинаяны некогда было восемнадцать школ, и все они считали Будду учителем и выступали за постижение его учения, а не поклонение его личности, но ко времени Большой Ошибки уцелела лишь одна из школ, тхеравада, да и то лишь в дальних уголках Шри-Ланки и Таиланда – политических провинций Старой Земли, истерзанных болезнями и голодом. Все остальные буддистские учения, подхваченные Хиджрой, принадлежали к категории махаяны, сосредоточенной на почитании статуй Будды, медитациях во спасение, шафранных халатах и прочих побрякушках, о которых рассказывала мне бабушка.

Но, объяснила Энея, на Тянь-Шане, подвергшемся наиболее сильному влиянию буддизма из всех планет Окраины старой Гегемонии, буддизм снова устремился к рационализму, постижению, изучению и тщательному, непредвзятому анализу учения Будды. Потому-то в Цыань-кун-Су нет ни одной статуи Будды.

Мы останавливаемся у края скальной полки. Птицы кружат где-то внизу, дожидаясь, когда мы уйдем.

– Так в чем же дело, детка?

– Прием в Зимнем дворце в Потале состоится завтра вечером, – говорит Энея. Она раскраснелась от работы, лицо чумазое, на лбу царапина. – Чарльз Чи-кьяп Кэмпо собирает официальную делегацию из десяти человек. Естественно, в нее входит Кэмпо Нга-Вань Таши, как и распорядитель работ Дзипон Шакабпа, двоюродный брат далай-ламы Гьяло, его брат Лобсанг, Лхомо Дондруб – потому что далай-лама слышал о его доблестях и хочет с ним познакомиться, – Тромо Трочи из Дхому в роли торгового агента и один из мастеров в качестве представителя рабочих… либо Джордж, либо Джигме…

– Не представляю их друг без друга, – говорю я.

– Я тоже. Но, по-моему, отправится Джордж, он лучше умеет говорить. Наверно, Джигме пойдет с нами и будет ждать его у дворцовых ворот.

– Итого восемь, – подытоживаю я.

Энея берет меня за руку. Ее ладони огрубели от работы, но для меня нет рук нежнее во всей Вселенной.

– Я девятая. Там будет громадная толпа – делегации от каждого города и селения со всего полушария. Есть шанс, что нас к представителям Церкви и на двадцать метров не подпустят.

– Или представят им первыми, – возражаю я. – Закон Мэрфи и все такое…

– Ага. – На губах Энеи играет озорная улыбка – точь-в-точь так же она улыбалась десять лет назад, затевая какую-нибудь шалость, иногда далеко не безобидную. Я затаил дыхание. – Хочешь быть моим кавалером?

Я не колеблюсь ни секунды.

– Больше всего на свете!

В ночь перед приемом у далай-ламы я, несмотря на усталость, не мог уснуть. А.Беттик был в отлучке – задержался в Йо-куне вместе с Джорджем, Джигме и тридцатью тюками стройматериалов, которым следовало бы прибыть вчера, если б не забастовка носильщиков. Утром А. Беттик должен нанять новых носильщиков и преодолеть последние километры до Храма.

Поняв, что все равно не усну, я скатал свой футон, натянул плотные брюки, вылинявшую рубашку, ботинки и легкую термокуртку. Выходя из спальной пагоды, заметил озаренные теплым светом непрозрачные окна и сёдзи пагоды Энеи. Опять она засиделась допоздна. Осторожно ступая, чтобы не потревожить ее раскачиванием террасы, я спустился на главный ярус Храма-Парящего-в-Воздухе.

Меня всегда изумляло, как пусто здесь ночью. Почти все строители жили в клетушках, прилепившихся на склонах горы вокруг Йо-куня, и я уже знал, что в самом храмовом комплексе ночевать остаются лишь несколько человек. Джордж и Джигме обычно спали в хижине мастеров, но в ту ночь остались в Йо-куне с А.Беттиком. Настоятель Кэмпо Нга-Вань Таши иногда оставался ночевать с монахами, но сегодня вернулся в свой официальный дом в Йо-куне. Лишь горстка монахов предпочла здешние непритязательные жилища, и среди них были Чим Дин, Лобсанг Самтен и Донка Ньяпсо. Иногда летун Лхомо оставался переночевать у монахов или в пустой кумирне, но не сегодня. Лхомо еще утром отправился в Зимний дворец, намереваясь совершить восхождение на Нанда-Деви южнее Поталы.