Я ставил кронштейны, пока высотники Харуюки, Кенширо и Войтек Майер двигались впереди, буря скважины для них. Ким Бюнь-Сун и Вики Грозельш клали кирпичи позади и ниже меня, а плотник Чжаньчжи Кенчжунь начал следом за мной настилать деревянную террасу. В случае падения с перекладины и высотникам, и мне было бы не за что уцепиться, если бы Лхомо накануне не закрепил повсюду веревки и тросы. Теперь же, перепрыгивая с кронштейна на кронштейн, надо было всего-навсего пристегнуться карабином к следующей веревке. Мне уже доводилось срываться, и всякий раз страховка выдерживала – эти веревки выдерживают в пять раз больше моего веса.

Прыгая с кронштейна на кронштейн, я подтягивал за собой новый брус, болтавшийся на конце троса. Порыв ветра снизу едва не сбросил меня в пропасть, но я восстановил равновесие, шлепнув ладонью по висящему брусу и опершись тремя пальцами о скалу. Потом взялся за третью закрепленную веревку, отцепил от нее карабин и приготовился прицепить его к четвертой из семи веревок, навешенных Лхомо.

Я не знал, что и думать о прошедшей ночи. В смысле, я-то знал, что чувствую: восторг, замешательство, экстаз, влюбленность, – но не знал, как к этому всему относиться. Я пытался перехватить Энею перед завтраком в трапезном павильоне близ жилища монахов, но выяснилось, что она уже поела и отправилась на дальнюю террасу, где проходчики столкнулись с какими-то непредвиденными трудностями при прокладке восточной пешеходной галереи. Потом в сопровождении носильщиков показались А.Беттик, Джордж Цзаронг и Джигме Норбу, час или два у меня ушло на сортировку материалов и последующую доставку брусьев, леса и прочего к месту постройки новых настилов. Перед началом работы с кронштейнами я прогулялся на восточный карниз, но А.Беттик и Дзипон Шакабпа о чем-то совещались с Энеей, поэтому я рысцой вернулся на свой участок и занялся делом.

Мне оставалось перепрыгнуть на последний из установленных утром кронштейнов, чтобы укрепить новый в скважине, сделанной Харуюки и Кенширо при помощи шлямбуров и направленных микровзрывов. Затем Войтек и Вики зацементируют брус в скале, а через тридцать минут он будет держаться достаточно прочно, чтобы Чжаньчжи начал делать настил. Я уже привык скакать с кронштейна на кронштейн, удерживая равновесие и приседая, чтобы приладить новый брус; так что я совершил прыжок, закрутив левой рукой для равновесия и не снимая правой ладони с висящего бруса. Но брус вдруг откачнулся слишком далеко, рука ухватилась за воздух, и я начал валиться в пропасть. Конечно, страховка удержала бы меня, но мне ужасно не хотелось болтаться, как маятник, между последним кронштейном и новой скважиной. Тут уж если не хватит инерции качнуться обратно к кронштейну, то придется дожидаться, пока Кенширо или кто-нибудь еще из высотников проберется обратно и выручит меня.

За долю секунды приняв решение, я прыгнул и ухватился за откачнувшийся брус, лягнув воздух обеими пятками. Из-за слабины страховки метра в два или три мне пришлось удерживать собственный вес буквально на кончиках пальцев. Они тут же заскользили по твердому, как сталь, дереву. Но вместо того чтобы отказаться от борьбы и повиснуть на эластичном конце закрепленной веревки, я, продолжая цепляться за брус, сумел качнуть его обратно к последнему кронштейну, перескочить последние два метра пустоты и приземлиться на скользком кронштейне, замахав руками, чтобы устоять на месте. Смеясь над собственной глупостью, я, пыхтя и отдуваясь, восстановил равновесие и выпрямился, глядя на облака, клубящиеся в нескольких тысячах метров у меня под ногами.

Чжаньчжи Кенчжунь уже несся ко мне, перескакивая с кронштейна на кронштейн, лихорадочно перестегивая страховку. В его глазах застыл непонятный ужас, и на мгновение я испугался, что с Энеей стряслась беда. Сердце отчаянно заколотилось, паника накатила с такой стремительностью, что я едва не оступился, но вовремя взял себя в руки и замер, балансируя на кронштейне и с трепетом дожидаясь Чжаньчжи.

Перепрыгнув ко мне, Чжаньчжи был настолько взвинчен, что не находил слов и только настойчиво тыкал в меня пальцем. Я никак не мог взять в толк, чего же он хочет. Должно быть, видел мои комичные выкрутасы на качающемся брусе и встревожился. Чтобы показать ему, что все в порядке, я взялся за обвязку и хотел показать надежно пристегнутый карабин страховки.

И никакого карабина не обнаружил. Я так и не пристегнулся к последней веревке. Я скакал, балансировал, висел и прыгал без всякой страховки. Ничто не отделяло меня от…

Внезапно на меня накатила дурнота и головокружение. Покачиваясь, я проковылял три шага и привалился к холодному камню. Нависающий склон толкнул меня в плечи, будто вся гора склонилась вперед, пытаясь спихнуть меня с кронштейна.

Подтянув закрепленную Лхомо веревку, Чжаньчжи снял карабин с моей кладовки и пристегнул меня. Стараясь совладать с желудком, чтобы меня не стошнило рядом с Чжаньчжи, я лишь молча кивнул.

В десяти метрах от нас, за выступом скалы, Харуюки и Кенширо оживленно подавали мне знаки: они пробили еще одну идеальную скважину и хотят, чтобы я поторопился с установкой кронштейнов.

Делегация, направлявшаяся в Поталу на вечерний прием в честь Ордена, вышла в путь вскоре после общей полуденной трапезы. Я наконец-то увидел Энею, но не смог перекинуться с ней ни словом; мы лишь обменялись многозначительными взглядами, да еще она одарила меня такой улыбкой, что у меня колени подкосились.

Приглашенные собрались на нижнем ярусе, а многотысячная толпа рабочих, монахов, поваров, схоластов и носильщиков махала нам и подбадривала приветственными криками с верхних террас. В седловинах восточной части хребта заклубились дождевые облака, вливаясь в ущелье, но небо над Цыань-кун-Су оставалось девственно-голубым, и красные молитвенные флаги верхних террас выделялись на его фоне ослепительно ярко.

Все мы оделись по-дорожному, положив официальные костюмы в водонепроницаемые заплечные мешки. Я, естественно, предпочел собственный рюкзак. Приемы у далай-ламы по традиции проходят поздно вечером, и у нас в запасе больше десяти часов, но до Поталы шесть часов дороги по Вышнему Пути, а курьеры и летун, прибывшие в Йо-кунь утром, сообщили, что за Куньлунем погода испортилась, так что не мешало бы поторопиться.

Порядок шествия определен протоколом: впереди Чарльз Чи-кьяп Кэмпо, градоначальник Йо-куня и сюаньилан Храма-Парящего-в-Воздухе. Настоятель Храма Кэмпо Нга-Вань Таши, почти равный ему по положению, шагов на пять позади. Вокруг этих сановников так и роятся помощники, монахи и телохранители, а их «дорожные» костюмы великолепием дадут сто очков вперед моему официальному.

Следом шагают юные монахи Гьяло Тхондап и Лобсанг Самтен – двоюродный и родной братья далай-ламы; смуглолицые и белозубые, они радуют глаз легкой походкой и звонким смехом, присущим здоровым юношам с ясным рассудком. Ярко-красный скалолазный халат Лобсанга придает ему сходство с ходячим молитвенным флагом, сопровождавшим нашу процессию вдоль узкой галереи к расселине Йо-куня.

Распорядитель строительных работ Дзипон Шакабпа идет в компании Джорджа Цзаронга, нашего круглолицего мастера. Его неразлучный друг Джигме Норбу, не получивший приглашения, на сей раз остался в Храме, чувствуя себя уязвленным. Пожалуй, впервые на моей памяти Джордж не улыбается, зато Дзипон болтает без умолку, сопровождая рассказ преувеличенной жестикуляцией. Рядом шагают несколько рабочих, надумавших проводить их хотя бы до Йо-куня.