Истинный масштаб катастрофы, которая постигла Красную армию летом 1942 г. под Севастополем, в то время скрывали и от военных, и от советского народа. В современную информационную эпоху крайне маловероятно, что новости о подобной катастрофе можно отрицать долгое время — и дома, и за рубежом. Тем не менее информацией можно манипулировать для достижения определенной цели, создав повествование, сглаживающее или вообще устраняющее влияние фатальных новостей.

БРАТСКИЙ КОНФЛИКТ И ГИБРИДНАЯ ВОЙНА

На первый взгляд из всех войн Севастополя самой странной выглядит «третья оборона» города в феврале 2014 г. от предполагаемой угрозы со стороны украинских националистов и одновременное присоединение Крыма Россией. Как можно «защитить» город или захватить полуостров, не сделав ни одного выстрела? Мир смотрел на эти события со смесью удивления и растерянности. Было невозможно определить (по крайней мере, поначалу) ни организаторов, ни исполнителей действий, которые отделили Крым от Украины. Двусмысленность и отрицание — две характеристики операции, которую проводила Россия[1684].

В конце 2000 г. в военных кругах почти не обратили внимания на новую доктрину неявной, или гибридной, войны. Опубликованное в 2007 г. новаторское исследование Фрэнка Хоффмана «Конфликт в XXI в.: Появление гибридных войн» (Conflict in the 21st Century: The Rise of Hybrid Wars) лишь ненадолго взбудоражило сообщество представителей военной науки[1685]. Термин «гибридная война» указывает на ее комплексный характер и колебания интенсивности и продолжительности в зависимости от стратегической и оперативной обстановки. Она может сочетать боевые действия регулярной армии с использованием разного рода государственных и негосударственных (в том числе невоенных) формирований, а также ненасильственных методов современной информационной и кибервойны, традиционного дипломатического и экономического давления. Для противостояния формально более сильным правительственным войскам повстанцы могут обращаться к смеси террористических, партизанских и информационных действий[1686]. Таким образом, гибридная война является «многомерной» (возможно, это более точный термин, чем «гибридная»): к ней могут прибегать как сильные, так и слабые. Никто не обладает монополией на ее цели и методы.

После присоединения Крыма Россией гибридная война стала ассоциироваться с Валерием Герасимовым, начальником Генерального штаба Вооруженных сил Российской Федерации. Его статья в еженедельнике «Военно-промышленный курьер» под названием «Ценность науки в предвидении» привлекла внимание к размыванию понятий войны и мира и к «невоенным мерам». В частности, Герасимов отмечает роль «сил специальных операций и внутренней оппозиции для создания постоянно действующего фронта на всей территории противостоящего государства»[1687]. Оглядываясь назад на события 2014 г. в Крыму, легко сосредоточиться на этой конкретной теме и не заметить более общих выводов, содержащихся в подзаголовке статьи В. Герасимова: «Новые вызовы требуют переосмыслить формы и способы ведения боевых действий». Современная многомерная война, к которой прибегают российская и другие армии, является всеобъемлющим способом войны, и, похоже, именно ее выбрала Россия, опираясь на широкий спектр насильственных и ненасильственных возможностей.

18 марта 2014 г., всего через два дня после неоднозначного референдума, Республика Крым и Севастополь были включены в состав Российской Федерации. Если большинство населения России восприняло этот шаг как исправление исторической несправедливости, то власти Украины и многие жители страны считают присоединение «незаконной оккупацией»[1688]. Этот взгляд подкрепляется неутихающим вооруженным конфликтом между украинскими вооруженными силами, которых поддерживают добровольческие формирования, в том числе из «Правого сектора» и других неонацистских (по мнению Москвы) организаций, таких как батальон «Азов», и «сепаратистами и террористами» (с точки зрения Киева). Пророссийские группы в Донецкой и Луганской областях на востоке Украины провозгласили эти регионы независимыми народными республиками. Существует мнение, что с августа 2014 г. в боях участвуют не только «добровольцы»[1689], но и регулярные части российской армии, что неизменно отрицается Москвой. Несмотря на перемирия и меры по деэскалации, о которых договорились в Минске 5 сентября 2014 г. и 11 февраля 2015 г., конфликт продолжается и в отсутствие политического урегулирования может усилиться в любой момент. Украина хочет возвращения Крыма и Севастополя, а также безусловного уважения Россией ее территориальной целостности.

Несмотря на все инновации в военном деле, вооруженная дипломатия имеет глубокие корни. Дэвид Гланц, известный американский историк, специализирующийся на советских военных операциях во время Великой Отечественной войны, указывал, что подход современной России к защите своих интересов далеко не нов. В письме в журнал Economist от 20 сентября 2014 г. он писал: