«Пять баллов, – признал Казаков. – Единственный человек допер, что сицилийский инцидент шит белыми нитками».

В корму шебеки ударила особо сильная волна. Обе дамы, ахнув и пошатнувшись, ухватились за широкие перила и за оказавшихся поблизости мужчин.

– Я отправляюсь на берег, – решительно заявила наваррка. – Мы все едем. Не знаю, достанет ли у меня проницательности и умения отличить ложь от правды, но я побеседую с кипрским деспотом. И если окажется, что он и в самом деле невиновен, я… – она чуть смутилась. – Я попробую растолковать это Ричарду. Зачем крестоносцам война с тем, кто готов стать их союзником? К тому же на Кипре живут не сарацины, а христиане. Я ведь не ошибаюсь?

– Христиане греческого вероисповедания, – уточнил мессир Ангерран. – В остальном госпожа королева совершенно права.

– Почему она постоянно называет Комнина деспотом? – шепотом спросил Серж у Хайме. – Он что, вконец замучил и замордовал своих подданных?

– Это просто титул, сохранившийся с римских времен, – с еле заметной усмешкой и тоже шепотом объяснил младший Транкавель. – Князь, господин. Вообще-то Комнин величает себя базилевсом. Но я слышал, якобы его не короновали положенным образом. Он самовольно присвоил себе императорское достоинство.

«Наш человек, – фыркнул Казаков, краем уха внимая тому, как Беренгария высокопарно объявляет посланцу Комнина о своем согласии принять приглашение его сюзерена. Торжественность момента портила вода, перекатывавшаяся по палубе и с утробным бульканьем сливавшаяся в шпигаты. – Желаю быть главным, и все тут. Наплевать, что в Константинополе уже есть один экземпляр. Зато я буду базилевсом на Кипре».

Перемещение в спасительные шлюпки происходило суматошно. Как при всяком кораблекрушении, даже маленьком, не обошлось без катастроф.

С борта «Жемчужины» сбросили вниз несколько веревочных трапов – вертлявых и неустойчивых. Сопровождающие Беренгарии выволакивали из трюмов уцелевшие пожитки в трогательных узелках и кожаных торбах. Неуклюже спускаясь по веревочной лестнице, кто-то из благородных господ оступился и с коротким воплем рухнул в море. Пострадавшего вытащили, хотя соленой водички он нахлебаться успел. Беренгария, поддерживаемая Хайме и де Фуа, самостоятельно одолела качающиеся мостки и, придерживая длинный подол, спрыгнула на барку. За ней, повизгивая и вскрикивая от страха, перебрались ее дамы. Казаков заметался, не зная, следовать за наварркой или занять свободное место в одной из плоскодонок.

На мешкающего вассала призывно рявкнул де Фуа, повелев не валять дурака и убираться с тонущей шебеки. Серж примерился, выждал миг, когда колебание волн заставит корабли поравняться, и не без бравады скакнул с одного борта на другой. Эффектного жеста не получилось. На «Аргире» ему под ногу подвернулся чей-то мешок, и Казаков клюнул носом, едва не вывалившись за противоположный борт. Падающего крестоносца ухватил за шиворот бодигард комнинского посланца и молча усадил на дно лодки.

На «Жемчужине» оставалось еще не меньше дюжины человек, когда шебека зловещим образом закачалась взад-вперед, с носа на корму. Рулевой барки отдал команду, гребцы торопливо замахали веслами, отводя роскошное суденышко подальше. Словно скользя по невидимым стапелям, шебека носом вперед зарылась в волны и исчезла из вида. На поверхности моря закачались доски, бочки, обрывки парусины и орущие головы тех, кто поспешно сиганул за борт. Верная «Жемчужина», свадебный подарок наваррке от Танкреда Гискара, с трагическим бульканьем канула на дно лимассольской гавани.

«Концы в воду, – напутствовал шебеку Казаков, ерзая и усаживаясь поудобнее. Слева от него лежали сваленные грудой мешки с имуществом спасенных, справа торчал охранник посла. Судя по мрачной нордической физиономии, никакой не грек, а самый что ни на есть коренной уроженец севера Европы. Или сицилиец из подданных Гискара. – Теперь нам действительно больше некуда возвращаться».

Под беседкой-балдахином скрывалось стоящее на маленьком возвышении широкое то ли кресло, то ли диванчик на толстых разлапистых ножках, обтянутое малиновым бархатом с золотыми кисточками. Там со всем пиететом и комфортом устроили Беренгарию. Мэтр посол приткнулся рядом, на ступеньке, продолжая сладкоречиво вещать о том, сколь торжественный прием ожидает кирию королеву на берегу. Наваррке, похоже, опять сделалось скверно. Она рассеянно кивала, но ее остекленевший взгляд был устремлен куда-то внутрь себя.

«Аргира» и следующие за ней перегруженные суденышки развернулись к острову. Барка шла неторопливо и валко, шлепая веслами и переползая с волны на волну. Крепость, обрывистое побережье и городок казались едва выступающими над размытой линией горизонта и приближались еле-еле, словно подтягиваемые на длинной, упругой резиновой ленте.

Где-то на полпути, когда уже стали различимы отдельные строения на берегу, случилось досадное происшествие, омрачившее витавший над баркой дух всеобщего примирения и согласия.

С левого борта, там, где выпало сидеть Казакову, к «Аргире» приблизилась маленькая лодка. Двигалась она причудливыми зигзагами и рывками, то быстрее, то медленнее. Два человека гребли, третий, выбравшись на нос и пытаясь удержать равновесие, отчаянно крутил над головой грязную тряпку. Прикинув возможный курс сближения, Сергей озадачился. Пассажиры лодчонки явно вознамерились протаранить «Аргиру», ибо шли наперерез цветастой барке.

Внезапно на загадочной лодке бросили весла и истошно заорали. Ветер относил слова в сторону, однако можно было разобрать, что, во-первых, кричат на норманно-франкском, во-вторых, вопли адресованы Беренгарии. Крикуны несколько раз назвали английскую королеву по имени, и были услышаны. Преодолевшая апатию Беренгария подалась вперед, выглянув из коврового шатра и обозрев море. Болтливый посланец разом умолк и тоже торопливо зашарил глазами по сторонам.

– Кто эти люди? Что им нужно? – наваррка прищурилась, вглядываясь в плясавшую на волнах плоскодонку. – Смотрите, вон тот человек машет флагом. Может, они в беде?

Знаменосец на лодке учел ошибку, расправив свой стяг. Стало видно, что в руках у него полотнище некогда белой ткани, перечеркнутый прямым черным крестом.

– Миледи Беренгария! – надсаживаясь, орала странная троица. – Миледи, не верьте им! Не верьте ромеям! Они везут вас на погибель! У них нет ни чести, ни совести, они грабят паломников к Святой земле и продают в рабство неверным! Они… – окончание фразы затерялось в плеске волн.

– О Мадонна, – сокрушенно вздохнул посланец. Не было печали. Он ведь предупреждал, что от угодивших в полон рыцарей Тампля не будет ничего, кроме сплошных неприятностей. Предлагал поскорее отпустить их за хороший выкуп, а не держать на острове. Вот, пожалуйста, напророчил. Гавань слухами полнится, и троица болванов решила проявить героизм, упредив франкскую гостью о коварстве киприотов. – Кирия Беренгария, не обращайте внимания. Сейчас ими займутся. Иво! – он раздраженно повысил голос, обращаясь к кому-то из телохранителей. – Не сиди, как пень! Убери этих горлодеров с глаз моих!..

Молчаливый сосед Сержа наклонился, извлекая из-под своей скамьи необычно короткий лук с двумя сильно изогнутыми рогами, и ярко-красный кожаный колчан