мне одну важную вещь… Я лечу эти травмы по сей день, ровно два года.

— Я не могу поверить, брат! — Глаза Питера, как и мои, лезут на лоб. Интенсивное тиканье сердца вызывает неровное дыхание.

— Джексон, как же ты пришел к этому?.. — с таким тяжелым сожалением в голосе отзывается подруга, внезапно зарыдав.

— Когда знаешь, что есть ради кого стать лучше, что является главным стержнем любого движения вверх, я и пришел к этому. Я разбираюсь со своими проблемами с личным психологом и прилагаю неимоверные усилия, чтобы навсегда из меня исчез резкий голос матери, раздающийся эхом внутри меня каждый раз, когда я счастлив: «Ты не заслужил этого! Ты неудачник! Зачем пытаться? Ты не можешь и трех слов связать, какой из тебя выйдет руководитель?» Я жил в рассаднике с плодородной почвой для размножения травм, я постоянно сурово себя оценивал, ругал за малейшую ошибку, меня настоящего отвергали, критиковали, и я создал нового Джексона, на вид уверенного и доминирующего, а внутри — закомплексованного жертву и погрязшего в дыре своих чувств, рвущих на куски, от которых не сбежишь и не укроешься. Внутренняя жизнь отличается от внешней. Внешнюю я смог организовать, разложить по полочкам, сотворить механизм работы компании, правда, чего мне это стоило — бессонные ночи, проведенные в поисках идеальных идей, поскольку для меня все должно быть продумано до мелочей, а внутреннюю… так и не удавалось. Подвергшаяся землетрясению, она стала трудно восстановимой. Чувство собственной никчемности преследовало меня, я убеждался, что никогда не буду достаточно хорош ни в одной сфере, не устроюсь на работу, не смогу достичь чего-то… Однажды я поставил себе цель — стать независимым, кардинально измениться, сменить образ своих мыслей, чтобы, смотря на себя в зеркало, я видел другого юношу… И так я обратился к психологу. Я знал, что не понравлюсь окружающим таким, каким был. Терапия помогала мне, но не сразу. Если бы не она, я бы и не приехал однажды в Мадрид. Но детские раны настолько глубоки, что не все они, как сказал мне доктор Фишер, исчезнут до конца, не оставив и мазка от долгого существования. Ибо истинная природа человека уникальна при рождении и есть в нас такие черты, которые невозможно уничтожить. В глазах окружающих я какой-то заумный гений, но никто не видит детей внутри нас. Но всё это я делаю не только для себя! — На мгновение он приостанавливается. — Я так хотел, чтобы в будущем, когда у меня будут дети, стать для них таким отцом, которым бы они гордились и любили, когда меня уже не станет. — Меня настолько сильно трогают последние высказывания, что я усиленно реву и закрываю глаза ладонью. «Я задела его самую сильную детскую рану».

— Терапевтическое лечение состояло не только в методике общения, выкапывания всех-всех комплексов, которыми я наделен сполна. Я учился умению воспринимать свои ошибки и становиться лучше. Я искал внутреннюю силу. Всю энергию я вкладывал в открытие бизнеса, но не забывал про хобби, благодаря которым я мог быть собой и забыться на время: пение, которому я профессионально учился, и изучение языков: испанского, русского, итальянского. Как-то так. Но не только это я хотел сказать. Я играл с тем, с чем не следует играть, со своей свободой и жизнью, так как я действительно следовал верности сердца… Наверное, я каждый раз желал ту, которой не так уж я и был нужен!

Судорога сдавливает мое горло от признаний Джексона, а пелена вины покрывает душу, из которой, я уже не знаю, смогу ли выбраться. Я вот-вот рассыплюсь на кусочки.

Его глаза становятся такими льдистыми.

— Лгал я, чтобы защитить тебя ценой своей жизни! Я не оправдываю себя. Я не должен был так делать, но иного выхода не нашел… — Его выворачивает наизнанку, и он с мощной силой ярости не удерживает грубые слова: — И ты немногим лучше меня…Ты лжешь, поскольку не можешь превозмочь силу своих состраданий! Нельзя сравнивать причины нашей лжи, а… я позволю себе сравнить. Я пошел на сделку с совестью под тяжестью весомых аргументов. Но это не оправдывает меня, я знаю. Цели лжи у нас далеко не одни и те же. И ты знаешь, ты возбуждаешь во мне малейшие подозрения на то, что твой обман исходит от нерешительности. Определись, кого ты любишь, а кого — жалеешь. Самообманом ты не изменишь свою жизнь! — В отчаянии он вскидывает руки. — А я устал от этих недосказанных слов… — Он подходит ближе, подносит подрагивающую огненную ладонь к моей щеке, приближает губы к моим губам, в его глазах — отражение разбитой души, и шепотом произносит, а тяжелейшие слезы все льются и льются: — Как же ты могла предать нашу любовь? Ты ставишь ее раз за разом у края небес… С Питером, с Даниэлем… — Судорожным движением глаз, знавшая муки совести, о которых мне припомнил Джексон, я взглядываю на Питера, лицо которого заливает пот. Ритчелл напружинивается. Отзвук взлетевших слов разбередил старые раны постыдных оков.

— Однажды ты навеки уходила… Ты забыла то, что с нами было после этого расставания? Как нас разрывало… Я об одном лишь просил и прошу — давай просто убежим?! — От гнетущей головной боли и всей тяжести, нагромоздившейся на меня, мой язык словно прилипает к гортани. Я полностью ухожу во внутреннюю борьбу. — Но ответа от тебя, как и не было тогда, так и нет в эту минуту, которую я не пожелаю пережить даже врагу. Я всегда оказываюсь в такой ситуации, когда ты не можешь выбрать, разобраться в себе, тебе то жалко, то больно… а я должен подстраиваться и ждать… ТЫ ТРУСИХА! Ты зациклилась и застряла в детском возрасте. Но ты уже не ребенок. Повзрослей, Милана! Разорви черную паутину жалости, оплетающую твое сердце… Удивляет меня то, что ты добра ко всем, кроме меня… А пока… между нами одни мгноточия… Я пересытился. С этой секунды я не буду тебя принуждать быть со мной… Но, повторю, я буду заботиться о тебе, соблюдая дистанцию… Я всегда буду любить тебя, неважно взаимно это чувство или нет, ты — мой рай и мой ад.

С надрывающим сердцем он поднимает с земли «счастье в мгновении» и небрежно, подрагивающей рукой засовывает его во внутренний левый карман пиджака:

— Несмотря на весь свой гнев, моя любовь к тебе, поселившаяся во плоти, бессмертна… — Мы внимательно смотрим друг на друга, глаза в глаза, полные слез. — All I know, all I know, loving you is a losing