— А я и собрал вас всех вместе.

— Как Синяя Борода.

— Ерунда какая!

Она дёрнула его за локоть:

— Собрал только то, что ты о нас думаешь.

— Я не допущу, чтобы к великой тайне моей жизни относились с неподобающим легкомыслием.

— Ай-я-яй! Эта противная девчонка его обидела? Посмеялась над ним? — Дэн улыбнулся. Её рука скользнула вниз и сжала его пальцы. Мгновение спустя она сказала: — Мне просто хотелось ещё раз почувствовать, что ты мне близок.

— Дело не в том, что она мне ближе, чем ты, Дженни.

— А в чём же?

— Может быть, мы просто больше жалеем друг друга. И с большими основаниями.

Она рассматривала траву под ногами.

— А она сейчас в Лондоне?

— В Оксфорде. Она собирается продавать дом. Поехала, чтобы заняться этим.

— Вы с ней собираетесь изображать Дарби и Джоанну[453]в славном Девоне?

— Я уже потерял надежду уговорить хоть одну из женщин моей жизни пойти на это. Может быть, удастся купить дом здесь.

— И ты продашь свою ферму?

— Буду наезжать туда, как раньше. Может, немного чаще. — Немного погодя он сказал: — Джейн хочет заняться политикой. На местном уровне. — И он смущённо улыбнулся. — Между прочим, ты прогуливаешься с полноправным членом лейбористской партии. Стал им на прошлой неделе.

— Ты что, всерьёз?

— Пока что не очень. Но посмотрим.

Его сообщение всё-таки вызвало у неё улыбку, но не ту, какую он ожидал увидеть: насмешливого презрения в ней не было, было лишь насмешливое любопытство.

— Она что, правда дама очень левых взглядов?

— Знаешь, мы с ней словно актёры в трудной пьесе. Мы понимаем, что нам обоим хочется сыграть свои роли. Но пока не представляем, как нам в эти роли войти. — И добавил: — Тем более что мы оба не очень-то доверяем режиссёру… или режиссёрам.

— Для тебя это, видимо, совсем новый опыт?

Дэн улыбнулся в ответ на её иронический тон.

— Писатели тут котируются ещё ниже, чем обычно. В этом главная проблема.

Он чувствовал — соблазн продолжить расспросы очень велик, но она явно решила не отказываться от роли, которую теперь играла. Он ясно чувствовал, что она играет, хотя это требует большого мужества: играет, потому что должна.

— Думаю, из тебя выйдет прекрасный политик — с твоим-то умением лгать да за нос водить.

— О, я ещё тебя удивлю, вот посмотришь.

Она украдкой глянула на его лицо:

— И что же — правда прощай экран?

— Не знаю. Если роман разобьёт меня в пух и прах, рискну снова сунуться в театр.

— Это было бы замечательно. И для меня бы нашлась хорошая объёмистая роль. — Она помолчала. — Мне так хочется вернуться в театр. Прямо сейчас. На следующей неделе.

— Так сделай это. Как только закончишь следующий фильм. Дэвид — прекрасный агент. Только он всей твоей жизнью станет руководить, если ты ему позволишь.

Дженни кивнула. Они опять прошли несколько шагов молча. Потом она снова взяла его за руку:

— Ты согласишься иногда встречаться со мной? Чтобы я смогла время от времени получать какие-то крохи от работы твоего старого, насквозь прогнившего мозга. Даже если ты всего-навсего будешь объяснять мне, какой отвратительной весталкой-девственницей я становлюсь.

— Ну конечно.

— Вот мы погуляем здесь, и я больше не увижу тебя целый год.

Теперь сам Дэн — вроде Дженни — перескочил совсем на другую тему:

— Только бы он как следует разглядел, что такое Дженни Макнил.

— Приведу его к тебе на осмотр.

— Он этого не потерпит, если только сам чего-то стоит.

— Тогда использую это в качестве проверочного теста. Если он кулаком свалит меня с ног при одном лишь упоминании об этом, я буду знать, что он — то, что надо.

— Пожалуй, тебе стоит посмотреть, что это за торговый банкир. — Она покачала головой. — Почему нет?

— Я больше не вожусь с симпатичными порядочными мужчинами.

Они медленно поднимались по склону холма к светлому фасаду Кенвуд-Хауса; молчали, но рука Дженни легко лежала на сгибе его локтя. Несколько пожилых людей сидели на скамьях в лучах зимнего солнца; издали доносился приглушённый шум уличного движения. Когда они подошли к ступеням, ведущим на усыпанную гравием террасу перед домом, Дженни снова, на этот раз шаловливо, сжала его пальцы.

— Я ведь тебе даже не сказала, как милы со мной были Эйб и Милдред, когда ты меня бросил.

— Да?

— Он предложил развестись с Милдред и жениться на мне.

— В её присутствии, надеюсь?

— Разумеется. И тебе больше не будет позволено жить в «Хижине».

— А тебе?

— Когда захочу.

Дэн сжал её руку:

— Я рад.

После того как он отправил Дженни письмо из Италии, он позвонил Милдред — предупредить об этом, а потом ещё раз — чтобы узнать, пришло ли оно. Оно пришло. Милдред сухо сообщила ему, что вынуждена «делать за него его грязную работу», но он, разумеется, знал, на чьей она стороне. Сейчас он ничего не сказал. Они поднялись на террасу и вошли под кроны грабов, образующих зелёный туннель вдоль стены дома. Дженни неожиданно потянула Дэна за руку, резко остановив его, словно у меловой черты.

— Тут я попрощаюсь с тобой, Дэн.

Она встала перед ним, словно молоденькая племянница перед дядюшкой после праздничного угощения: улыбка, взгляд прямо в глаза.

— Спасибо, что был со мной, Дэн. Во всех смыслах. И я думаю, что второй вариант этой сцены получился значительно лучше, чем первый набросок.

— Но как ты собираешься?..

— Если пройти через этот туннель, а потом по въездной аллее, попадаешь прямо на Хэмпстед-лейн. Там легко взять такси. — Она опять улыбнулась. — А я, пожалуй, пойду домой одна.

С минуту они оба стояли, словно застыв, первой сделала движение Дженни — легко коснулась губами его губ, позволила ему на кратчайший миг обнять её и прижать к себе, и вот она уже идёт прочь. Дэн стоял, глядя ей вслед, почему-то чувствуя, что его провели, даже чем-то обидели — ведь это она решила уйти… и это заставило его понять, что на самом деле; в тёмных глубинах души его собственное решение не было таким уж окончательным. У начала ступеней, ведущих вниз, ярдах в пятидесяти от него, Дженни оглянулась, чуть подняла руку и махнула ему, прощаясь, точно они расставались всего на несколько часов и она опаздывала на какое-то деловое свидание. Она отвернулась прежде, чем могла увидеть, что и он поднял руку в ответ. Дэн глядел, как она удаляется: шерстяная шапочка, замшевое лоскутное пальто, коричневая плетёная сумка — идёт вниз по склону, по зелёной траве, к горбатому мостику через ручей и снова вверх — по другому склону, к лесу. Больше она не оглядывалась. Он прошёл несколько ярдов назад, сел на пустую скамью и всё смотрел ей вслед — на крохотную фигурку с сумкой, — пока она не ушла навсегда из его жизни; он закурил сигарету и продолжал смотреть на приручённый спокойный пейзаж, ничего не видя перед собой.