и цивилизации" как "самых отвратительных из всех".64 "Действительно, остается вопрос, не должны ли мы быть счастливее в нецивилизованном состоянии... чем в нынешнем состоянии общества".65 со всей его эксплуатацией, лицемерием, моральным разладом и массовыми убийствами на войне. Если мы хотим узнать истинную природу человека, нам достаточно понаблюдать за поведением государств.

Как началось "радикальное зло в человеческой природе"? Не через "первородный грех"; "несомненно, из всех объяснений распространения и размножения этого зла через всех членов и поколения нашей расы, самым неумелым является то, которое описывает его как передающееся нам по наследству от наших первых родителей".66 Вероятно, "дурные" наклонности были прочно укоренены в человеке в силу их необходимости для выживания в первобытных условиях; только в цивилизации - в организованном обществе - они становятся пороками; и там они требуют не подавления, а контроля.67 "Природные склонности, рассматриваемые сами по себе, хороши, то есть не вызывают упреков; и не только бесполезно стремиться их истребить, но и делать это было бы вредно и достойно порицания. Скорее, пусть они будут укрощены, и вместо столкновения друг с другом их можно привести к той гармонии в целостности, которая называется счастьем".68

Нравственные качества также являются врожденными, о чем свидетельствует всеобщее моральное чувство; но вначале это лишь потребность, которую необходимо развивать путем нравоучений и усердной дисциплины. Лучшая религия - это не та, которая отличается тщательным соблюдением ритуальных обрядов, а та, которая в наибольшей степени влияет на людей в направлении нравственной жизни.69 Религия разума основывается не на божественном откровении, а на чувстве долга, трактуемом как божественное начало в человеке.70 Религия может законно организоваться в церковь,71 она может стремиться определить свое вероучение через священные писания, она может справедливо поклоняться Христу как самому богоподобному из людей, она может обещать рай и угрожать адом,72 и "нельзя придумать ни одной религии, которая не включала бы в себя веру в будущую жизнь".73 Но христианину не обязательно утверждать веру в чудеса, или божественность Христа, или искупление грехов человечества распятием Христа, или предопределение душ к раю или аду по божественной благодати, даруемой безотносительно к добрым или злым делам74.74 Необходимо "тщательно прививать некоторые формы молитвы детям (которые все еще нуждаются в букве)";75 но условная "молитва... как средство [получения божественной] благодати - это суеверная иллюзия".76

Когда церковь становится институтом принуждения к вере или поклонению; когда она присваивает себе исключительное право толковать Писание и определять мораль; когда она формирует священство, претендующее на исключительный доступ к Богу и божественной благодати; когда она превращает свое поклонение в магический ритуал, обладающий чудодейственной силой; когда она становится рукой правительства и агентом интеллектуальной тирании; когда она стремится доминировать над государством и использовать светских правителей как инструменты церковных амбиций - тогда свободный разум восстанет против такой церкви и будет искать за ее пределами ту "чистую религию разума", которая является стремлением к нравственной жизни.77

Эта последняя крупная работа Канта отмечена колебаниями и неясностью, естественными для человека, не испытывавшего страсти к тюремному заключению. В ней много схоластического словоблудия, дивных логических вывертов и фантастического богословия. Удивительно, что шестидесятидевятилетний человек до сих пор демонстрирует такую бодрость мысли и речи и такое мужество в борьбе с объединенными силами церкви и государства. Конфликт между философом и королем разгорелся до предела, когда 1 октября 1794 года Фридрих Вильгельм II направил ему следующий "приказ в совет".

Наша Высочайшая персона уже давно с большим неудовольствием наблюдает, как вы злоупотребляете своей философией, чтобы подорвать и опошлить многие из самых важных и фундаментальных доктрин Священного Писания и христианства; как, в частности, вы сделали это в своей книге "Религия в пределах одного лишь разума". ...Мы немедленно требуем от вас самого добросовестного ответа и ожидаем, что в будущем, во избежание нашей высочайшей немилости, вы не дадите такого повода для обиды, но, скорее, в соответствии с вашим долгом, используете свои таланты и авторитет, чтобы наша отеческая цель могла быть достигнута все больше и больше. Если же вы будете продолжать сопротивляться, то, несомненно, можете ожидать неприятных последствий для себя.78

Кант дал умилостивительный ответ. Он указал, что его труды были адресованы только ученым и теологам, свобода мысли которых должна сохраняться в интересах самого государства. В своей книге он признал неспособность разума судить о последних тайнах религиозной веры. В заключение он пообещал повиноваться: "Настоящим я, как вернейший слуга Вашего Величества, торжественно заявляю, что впредь я буду полностью воздерживаться от любых публичных высказываний о религии, как естественной, так и явленной, как в лекциях, так и в сочинениях". После смерти короля (1797) Кант почувствовал себя освобожденным от своего обещания; кроме того, Фридрих Вильгельм III уволил Вёльнера (1797), упразднил цензуру и отменил Религиоведческий трактат 1788 года. После битвы Кант подвел итоги в брошюре "Конфликт факультетов" (1798), в которой он повторил свое утверждение о том, что академическая свобода необходима для интеллектуального роста общества. По сути, маленький профессор в далеком уголке мира выиграл битву против государства, обладающего самой сильной армией в Европе. Это государство вскоре распалось, но к 1800 году книги Канта стали самыми влиятельными в интеллектуальной жизни Германии.

VI. РЕФОРМАТОР

В 1797 году (в возрасте семидесяти трех лет) он отошел от чтения лекций, но до 1798 года продолжал публиковать эссе на животрепещущие темы. Несмотря на свою изоляцию, он не терял связи с мировыми делами. Когда в 1795 году собрался Базельский конгресс для заключения мира между Германией, Испанией и Францией, Кант воспользовался случаем (как аббат де Сен-Пьер в 1713 году на Утрехтском конгрессе) и опубликовал брошюру "О вечном мире" ("Zum euoigen Frieden").

Он начал скромно, назвав "вечный мир" подходящим девизом для кладбища и заверив государственных деятелей, что не ожидает, что они воспримут его как нечто большее, чем "схоластического педанта, который не может принести никакой опасности государству".79 Затем, отбросив как временную мелочь статьи мира, подписанные в Базеле, он разработал, в качестве комитета одного, "шесть предварительных статей", излагающих условия, необходимые для прочного мира. Статья I запрещала все тайные оговорки или дополнения к договору. Статья II запрещала поглощение или доминирование любого независимого государства другим. Статья III призывала к постепенной ликвидации постоянных армий. Статья IV гласила, что ни одно государство не может "вмешиваться силой в конституцию другого". Статья VI требовала, чтобы ни одно государство, находящееся в состоянии войны с другим, не допускало "таких враждебных действий, которые сделали бы невозможным взаимное доверие в случае будущего мира, как наем убийц или отравителей, ... и подстрекательство к мятежу в