высунув язык мчался от самого Джефферсона к первому притону… — Он замолчал и потом сказал, нет, прямо накинулся на него: — Погоди, погоди. Не так. Даже и не суббота. Вы приехали в Мемфис в воскресенье вечером, — а Нед неподвижно сидел, зажав стакан в руке. Затем сказал:

— У моего народа субботний вечер переходит в воскресный.

— И в утро понедельника, — сказал полковник Линском. — Вы просыпаетесь в понедельник, еле живые с похмелья, грязные, в грязной камере, и валяетесь там, пока не придет белый, и не заплатит за вас штраф, и не отведет прямо на хлопковое поле или куда там еще, и заставит работать, даже не дав поесть. И вы трубите до седьмого пота и только к закату приходите в себя и чувствуете, что помирать еще рано; и то же на другой день, и еще на следующий, и еще, и наконец опять настает суббота, и вы бросаете плуг или мотыгу и мчитесь со всех ног к вонючей камере в понедельник. Почему вы так делаете? Не могу понять.

— И не поймете, — сказал Нед. — У вас кожа не того цвета. Ежели бы вы разок побыли субботним вечером в черной шкуре, вам бы до конца жизни не захотелось снова стать белым.

— Хорошо, — сказал дед. — Продолжай. — Так вот, Бобо рассказал Неду, в каком он затруднении: ближе чем в полумиле стоит конь, которого просто грех не украсть, и белый знает это, и он поставил ультиматум Бобо, и времени осталось всего несколько часов… — Хорошо, — сказал дед. — Переходи к моему автомобилю.

— Мы и подошли к нему, — сказал Нед. Они — Нед и Бобо — побывали в конюшне, поглядели на коня. — Как только я на него глаз положил, так сразу того моего мула вспомнил. — Бобо, как и я, был слишком молод, чтобы помнить самого легендарного мула, но, как и я, с детства постоянно слышал о нем. — Вот, значит, мы и решили пойти к его белому и сказать, будто все переменилось, и Бобо не может увести из конюшни коня, как обещал, зато мы взамен добудем ему автомобиль. Нет, погодите, — быстро сказал он деду. — Мы не хуже вашего знали, что автомобиль никуда не денется, покуда мы свои дела не справим. Может, через тридцать или там сорок лет, ежели встанешь в Джефферсоне на углу, то насчитаешь с утра до заката с десяток автомобилей, но покамест этого нет. И, может, ежели тогда украдешь автомобиль, то найдешь покупателя, который не станет донимать расспросами — кто, да откуда, да почему. Но покамест еще этого нет. Так что тому белому, ежели он такой, как я думал (сам я тогда его еще не встречал), ходить с автомобилем и продавать его быстро и по секрету было бы все равно как продавать быстро и по секрету слона. Как только вы с мистером Вантошем взялись за дело, так и вам никакого труда не стоило разыскать и забрать его, верно?

— Продолжай, — сказал дед. Нед продолжал:

— Тогда белый спросит — какой такой автомобиль? И тут уж наступает мой черед, и тогда белый, скажем, спрашивает — чего я суюсь, и тогда Бобо говорит, что мне тот конь нужен, потому что я знаю, как его заставить выиграть. Дескать, у нас уже договорено о скачках на вторник, и ежели белый желает, то может пойти с нами и выиграть на коне столько, что вернет себе в три, а то и в четыре раза больше тех ста тринадцати долларов, а тогда он и на автомобиль может плюнуть, ежели пожелает. Потому что такой, видать, бывалый человек должен знать, что легко с рук сбыть, а с чем влипнуть можно. Вот что мы, значит, собирались провернуть, когда бы не приехали вы и нам всего не испортили: пускай бы тот белый просто посмотрел первый заезд, а ставить ни на кого не ставил, и скорее всего он так бы и поступил и увидел, как Громобой, по своему обычаю, этот заезд проиграл, а белый про его обычай уже к тому времени наверняка знал бы; тогда мы сказали бы: «Ну и что, вы подождите второго заезда», и сами поставили бы коня против автомобиля, а уж белый, конечно, твердо держал бы в голове, что ежели Громобой во второй раз проиграет, он и его в придачу к автомобилю получит. — Здесь они — дед, полковник Линском и мистер Вантош — уставились на Неда. Не стану и пытаться описать, какие у них были лица. Все равно не выйдет. — Но тут приехали вы и все испортили, — сказал Нед.

— Понятно, — сказал мистер Вантош. — И все это, чтобы спасти Бобо. Ну, а если бы Коппермайн у тебя пришел вторым и ты проиграл его? Как тогда с Бобо?

— Он у меня пришел первым, — сказал Нед. — Сами видели.

— Ну, а если бы? Предположения ради, — сказал мистер Вантош.

— Тогда пускай Бобо сам бы и выкручивался, — сказал Нед. — Не я ему советовал бросать миссипский хлопок и браться за мемфисские плутни, и карты, и что там еще.

— Но мистер Прист, кажется, говорил, что Бобо тебе родня, — сказал мистер Вантош.

— Так ведь в семье не без урода, — ответил Нед.

— Н-да, — сказал мистер Вантрш.

— Давайте все выпьем грогу, — быстро сказал полковник Линском. Он встал, приготовил грог и разлил по стаканам. — Ты тоже, — сказал он Неду. Тот протянул свой стакан, и полковник Линском налил ему. На этот раз, когда Нед отставил нетронутый стакан на каминную доску, никто не сказал ему ни слова.

— Так, — сказал мистер Вантош. Потом добавил: — Ну что ж, Прист, вы получили назад ваш автомобиль. А я — мою лошадь. И может быть, теперь тот мерзавец проучен и отвяжется от моих конюхов. — Все молчали. — А что же мне делать с Бобо? — Все молчали. — Я тебя спрашиваю, — сказал мистер Вантош Неду.

— Оставьте его у себя, — сказал Нед. — Людей моего племени — я о парнях, о молодых говорю — не так-то просто научить разуму.

— Почему только негров? — спросил мистер Вантош.

— Может, он имеет в виду Маккаслинов, — сказал полковник Линском.

— Верно, — сказал Нед. — Что Маккаслины, что черные — повадка одна, а уж их помесь — и того хуже. Но сейчас речь о молодых парнях, а что он еще и чернокожий Маккаслин, так это к делу не идет. Может, они туги на ухо. В общем, они на своей шкуре должны узнать, что от жульничанья добра не жди. Может, Бобо теперь узнал. Разве вам не