Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом с этими словами Птолемей поместил сделанный угольком рисунок одной из тех обезьян, – вероятно, работу выполнил искусный художник, так как взгляд обезьяны действительно глубоко поразил философа и его охватило странное, неспокойное чувство.
«Здесь есть деревья невероятных размеров, индийцы называют их баньян. Высотой они достигают шестидесяти локтей и такие толстые, что пятьдесят человек не могут обхватить ствол. Один раз я видел, как более пятисот человек скрывались от солнца в тени такого гиганта.
Здесь также водятся змеи. Некоторые похожи на бронзовую ветку, другие темного цвета и расширяются у шеи в виде капюшона с двумя пятнами, похожими на глаза. Если такая укусит, умрешь почти сразу же в страшных мучениях, покрывшись кровавым потом. Встретившись с этими тварями в первый раз, мы не спали всю ночь, боясь, что они укусят нас во сне, но потом стали разводить огонь вокруг лагеря, а местные жители научили нас пользоваться определенными травами в качестве противоядия.
И все же эти змеи более опасны, чем тигры, которыми также изобилуют здешние непроходимые леса, потому что от последних, говорят, можно защититься хорошим мечом и дротиком. Тигр больше льва, и шкура у него великолепных цветов, с желтыми и черными полосами, а его рыканье по ночам сотрясает воздух на огромном расстоянии. Я никогда не встречал ни одного, но видел шкуру и потому могу описать этого зверя.
Сейчас я должен остановиться: из-за проливного дождя писать невозможно – от сырости все гниет. Люди болеют. Иные заканчивают свой век в пасти крокодилов – эти твари кишат повсюду, поскольку реки выходят из берегов и их воды затопляют деревни на тысячи и тысячи стадиев. Сам я не знаю, когда смогу пожить как человек, а не как последняя скотина.
Только он словно не знает ни усталости, ни уныния, ни страха перед чем-либо. Он всегда идет впереди всех, прокладывая путь мечом среди зарослей, поддерживая тех, кто упадет, подбадривая уставших. И во взгляде его горит лихорадочный блеск, как давным-давно, когда я видел его выходящим из храма Амона в Ливийской пустыне».
Здесь рассказ Птолемея прерывался. Аристотель свернул свиток и положил на полку.
Он подумал о Каллисфене, и глаза его увлажнились. Эта его авантюра бесславно закончилась где-то на краю света, и, возможно, еще прежде яда его убил страх. Философ пожалел о племяннике, зная, насколько его мысли были сильнее его духа и как сильно не хватало ему мужества. Хотелось бы в последний момент оказаться рядом с ним и напомнить ему последние слова Сократа: «А теперь пора уходить: мне – чтобы умереть, а вам – чтобы жить…» Впрочем, возможно, охваченный ужасом, он бы даже не стал слушать.
Аристотель погасил лампу и, вздохнув, стал укладываться в пустой комнате, освещенной бледными лучами осенней луны. И ему подумалось: а испытывает ли жалость Александр?
Глава 53
Поднимая грязные брызги, Гефестион под проливным дождем подбежал к царскому шатру. Стража впустила его, и он приблизился к дымящейся, пышущей теплом жаровне. Александр вышел ему навстречу, а Лептина подала сухой плащ.
– Сангала сдается, – объявил Гефестион. – Евмен заканчивает подсчет убитых и раненых.
– Много?
– Увы. От тысячи до полутора. Несколько командиров. И ранен Лисимах, но, кажется, не очень тяжело.
– А у них?
– Семнадцать тысяч убитых.
– Побоище. Они оказали упорное сопротивление.
– Мы взяли множество пленных. А кроме того, захватили триста боевых колесниц и шестьсот слонов.
Вошел Евмен, совершенно промокший:
– Окончательный итог: у нас пятьсот убитых, из которых сто пятьдесят македоняне и греки, и тысяча двести раненых. Лисимах серьезно ранен в плечо, но, судя по всему, опасности для жизни нет. Есть еще какие-либо распоряжения?
– Да, – ответил Александр. – Завтра отправляйся в два других города, что между Сангалой и рекой Гифас. Возьми с собой нескольких пленников, пусть расскажут, что случилось в Сангале. Если в этих городах признают мою власть, новых убитых и новой резни не будет. А мы с остальным войском тем временем двинемся за тобой.
Евмен кивнул и, накрывшись плащом, вышел наружу. Весь лагерь озарялся вспышками молний, а гром гремел как будто над самым царским шатром.
– Пойду посмотрю за перемещением пленных, – сказал Гефестион. – Если получится, до ночи зайду еще раз – доложить.
Он приблизился к окружавшему лагерь частоколу, держа над головой щит, и увидел вереницу пленных, тащившихся между двумя рядами педзетеров, неподвижно стоящих под проливным дождем. Два всадника вели их к обширному огороженному участку у западных ворот. За загородкой стояли шатры, способные вместить чуть больше половины всего количества людей. Гефестион проследил, чтобы сначала приют нашли все женщины и дети, а потом велел разместить мужчин, которые в страшной тесноте, мокрые и грязные, сбились в кучу.
Он поднял глаза к небу, затянутому черными тучами. На горизонте непрерывно полыхали молнии. Беспросветное небо, непрестанный дождь. Что это за страна такая? И что-то еще окажется за той рекой, до которой Александр хочет добраться?
В это время среди мчащихся по небу туч мелькнула вспышка, такая яркая, что осветила все окрестности и сам город. Она выхватила какую-то призрачную фигуру: к открытым лагерным воротам поднимался полуголый человек, худой как скелет. Озадаченный Гефестион приблизился к нему и крикнул сквозь оглушительные раскаты грома:
– Ты кто? Чего тебе надо?
Человек ответил что-то невразумительное, но не остановился. Он продолжал шагать между шатрами, пока не оказался перед огромным баньяном, а там сел на пятки, сложил руки на животе, повернув ладони вверх и соединив большой и указательный пальцы правой руки, и замер так, наподобие статуи, под шум дождя.
Чуть подальше Аристандр под навесом маленького деревянного храма, который он велел воздвигнуть для защиты лагеря, приносил овцу в жертву богам, чтобы они прекратили дождь. Вдруг он ощутил сильную боль в затылке и услышал зовущий его издали голос.
Ясновидец быстро обернулся и увидел незнакомца, медленным уверенным шагом идущего через лагерь. Рядом не было никого другого, кто мог бы его окликнуть, и это глубоко озадачило Аристандра. Он вышел, натянув на голову плащ, и тоже направился к баньяну. Гефестион видел, как ясновидец попытался заговорить с неподвижным полуголым индийцем, а потом тоже сел на землю.
Гефестион покачал головой и, все так же держа щит над головой, зашагал к своему шатру, где получше вытерся и переоделся в сухое.
Дождь шел всю ночь. Страшно грохотал гром, молнии освещали деревья и хижины, на краткий миг похищая их у