— звучащей вполне правдоподобно, Первому и самому частенько приходилось так делать.

Во время которой никакой провокации не грозило немедленное разоблачение.

А после которой Творцу можно было преподнести ее результаты — под самым острым углом и в самой убедительной интерпретации.

Чтобы порядок одержал победу над хаосом.

Вот только вопросы их диалектического единства и неразрывности Творец явно обсуждал только с тем собеседником, который был в состоянии их понять.

— Значит, так, — поднялся он с кресла, уперев кулаки в стол и пригвоздив каждого потенциального бунтаря к месту пронизывающим взглядом, — к вопросу о моем руководстве. Я запрещаю — повторяю еще раз и по слогам: запрещаю! — любые виды деятельности, направленные против той башни. Любые — прямые, косвенные, обходные, пробные, экспериментальные — любые. До возвращения Творца. После чего мы обратимся лично к нему со всей необходимой аргументацией — займитесь ее подготовкой. И предупреждаю вас открытым текстом, здесь и сейчас: какова бы ни была его воля, я против нее не пойду. И никому из вас не позволю. Творец — источник, основа и причина самого нашего существования: вашего, моего, наших миров — и выступление против него разнозначно бунту против самих себя.

После чего он исчез прямо у них на глазах — уже не убегая от разговора, а ставя в нем финальную точку.

Ну, хоть не зря пришлось ждать всем важным делам в его мире — узнав, на какую низость оказался способен Второй, он заодно выбил себе время, чтобы пресечь на корню саму возможность следующей.

Оба выхода их тупика оставались столь же неприемлемыми, и подкоп не удался — значит, нужно делать то, что Первый уже освоил мастерски: лететь.

Глава 14.12

Но вернувшись к теплому водоему, он первым делом пресек все вопросы, куда он подевался — объявив Лилит, что она уже давно заслужила отпуск и прямо сейчас отправляется с ним путешествовать, а всему их потомству, что им предоставляется шанс доказать, что они уже достаточно взрослые, чтобы самостоятельно поддерживать безупречные порядок, установленный Лилит.

Ответом ему послужило полное, обескураженное молчание — все они, казалось, искали причины столь радикальных перемен в обычном укладе жизни.

Первым подал голос скакун — не вдаваясь в философские размышления, он поддержал предложение Первого немедленно двинуться в путь коротким торжествующим воплем и затанцевал на месте, вскидывая поочередно то передние, то задние ноги.

Его энтузиазм передался его подруге, а потом и Лилит, у которой, наконец, загорелись глаза столь знакомым Первому огоньком любопытства.

Она подхватилась с места — как и прежде, легко и грациозно — и, бросив все еще ошеломленно хлопающему глазами потомству: «Будьте молодцами!», бросилась к подруге скакуна.

И взобралась на нее даже без помощи Первого.

Которому не только не удалось хоть за талию ее подержать, чтобы подсадить, но и верхом он позже нее оказался.

Хорошо, хоть скакун его подождал — хотя он, скорее, фору в скачке своей подруге, как обычно, давал.

Одним словом, в им же предложенное путешествие Первый отправился последним.

Вот до чего галантность доводит, мысленно проворчал он скакуну, и добавил, что если они так и будут следовать настроению своих подруг, то конечный пункт назначения может оказаться даже Творец не знает, где.

Встряхнув головой в знак согласия, скакун прибавил шагу — и гонка закончилась не только их победой, но и там, где и планировал Первый.

Возле бескрайних водных просторов.

Неподалеку от того места, где в них впадала река, и почти там же, где Первый однажды рухнул после схватки с молниями мира, а тот запустил в него последней — подарив ему, таким образом огонь.

До наступления ледяной пустыни было еще явно далеко, и на несколько дней Первый с Лилит словно вернулись в прошлое — в самые первые моменты своего пребывания на планете.

Когда у них не было никаких забот, кроме поисков пищи.

Они только купались — Лилит все также легко ускользала от него в воде — нежились в лучах солнца на песке — уже не столь стройная фигура Лилит все также испускала волны еще большей полноты жизни — отправлялись за плодами — на скакунах, чтобы быстрее и не так высоко тянуться — и все время болтали.

Это было одно сплошное дежавю.

Говорил, большей частью, Первый — вновь, как в первое время их знакомства.

И рассказывал он ей об очередных чудесах — и она вновь округляла глаза, хлопала в ладоши и просила еще.

Но на сей раз речь шла о диковинах, созданных не им самим, а его миром — в той части планеты, на которую Первому пока удалось попасть лишь однажды.

Запасы его воспоминаний были далеко не бесконечны, поэтому однажды, когда Лилит захотела очередной добавки — он просто предложил ей отправиться туда и самой все увидеть.

— Куда? — тут же загорелась она.

— Туда, — махнул он рукой в сторону горизонта, где заходящее солнце уже прикоснулось все к той же водной глади.

— Так это же далеко, — разочарованно протянула она. — На пару дней еще можно все на детей оставить, но так долго Последыш без меня не выдержит.

— А мы их всех с собой возьмем, — небрежно бросил Первый, обхватывая ее за плечи и привлекая к себе.

— Да как мы все вот по этому? — вырвавшись из его объятий, ткнула она пальцем в бескрайние просторы.

— Ты только скажи, что согласна, — снова притянул он ее к себе, — я уж придумаю, как.

Она все же опустила голову ему на грудь, но часть ее лица осталась в поле его зрения — и он наблюдал, затаив дыхание, как она поочередно хмурила брови, жевала губами и морщила нос, все время сосредоточенно моргая.

Наконец, она вскинула на него глаза и произнесла так, как словно в воду бросилась:

— Ну, если всех с собой заберем, тогда поехали, — и добавила с уверенным кивком: — Ты всегда все придумать можешь.

У Первого от души отлегло.

Теперь можно будет и плоды гигантомании мира в приемлемую форму, наконец, привести, и Лилите с Моим безопасное пристанище предоставить, и от Адама подальше убраться — пусть сидит и ждет свое главное испытание хоть до скончания века.

Первый не будет его им обеспечивать.

Но приступил он к реализации своего плана только на следующий день, когда они с Лилит вернулись к теплому водоему — после ее слов о его способности преодолеть любые препятствия некоторое время ему было не до творчества.

Свое пристанище они застали в идеальном порядке — даже