можем! Если бы даже этого захотелось союзникам, то для нас… для нас это слишком большая роскошь – два Севастополя!

III

Барон Карл Егорович Врангель принадлежал к числу генералов скорее мирных, чем воинственных, и об этом знал Меншиков.

В 1831 году он был ранен польской пикой в голову, и между почтенными сединами его сбоку багровел шрам. Ростом он был довольно длинен, но тощ. В движениях стариковская суетливость, в глубоких глазах угодливость к высшему начальству, а оттопыренные, притом острые уши придавали ему вид очень большой настороженности – вечного «начеку». Иным казалось даже, что уши эти имели способность двигаться.

Явившись в Сухую балку на Северной стороне, он был похож на кающегося грешника, удрученного тяжкими прегрешениями. Прегрешения же его действительно были серьезны: он решился просить главнокомандующего не вручать ему начальства над отрядом, предназначенным штурмовать Евпаторию.

– Посудите сами, ваша светлость, – говорил он Меншикову, сидя около его дивана, волнуясь и прикладывая сразу обе руки к сердцу. – Что могу сделать на таком посту ответственном я, кавалерист? Ведь у меня, кроме того, должен вам признаться, почти и опыта боевого нет!.. Нет, решительно нет!.. В Польскую кампанию только участвовал я в трех боях, но ведь я тогда кем же – ротмистром был! А вся остальная моя служба протекала вне боевых действий.

– Разве в Венгерской кампании вы не участвовали? – перебил его Меншиков.

– Только в походах участвовал, ваша светлость! А в делах против неприятеля бывать не пришлось!

– Ну а на Дунае в эту кампанию?

– Так же точно и на Дунае только в походах был, а не в делах… Служба же моя здесь, в Крыму, проходит на ваших глазах.

– Гм… А разве так уж сильно союзники успели укрепить Евпаторию? – сурово с виду спросил Меншиков, вполне довольный в душе таким скромным о себе мнением барона.

– О-о, оч-чень сильно, оч-чень сильно, ваша светлость! – точно для защиты именно от этих укреплений поднял и поставил ребром Врангель сухие ладони на высоте седеньких, котлетками, бак. – Я лично делал рекогносцировки… и неоднократно! И совместно с полковником Батезатулом, а также флигель-адъютантом Волковым.

– О Волкове говорить не будем, а Батезатул как? Такого ли он мнения об этом, как и вы?

– Точно такого же, ваша светлость. Во-первых, ров оч-чень широк и глубок, вал же крут и высоты большой… Во-вторых, много орудий, снятых с кораблей… В-третьих, гарнизон многочисленный…

Беседа Меншикова с Врангелем была довольно продолжительна, так как доставляла удовольствие светлейшему. Выходил от него Врангель грешником прощенным: просьба его была уважена, хотя для видимости Меншиков и предложил ему еще подумать над вопросом штурма.

На самого же главнокомандующего желанный им отказ Врангеля командовать штурмом повлиял до того ободряюще, что он, отпустив барона, встал с дивана и не только прошелся, медленно двигая ногами, по своей хате, но даже рискнул выйти на воздух и поглядеть на бухту, на город кругом.

Снег, выпавший в середине декабря, держался, к общему удивлению, почти до середины января, заставив и французов одеться в полушубки; об этом знал Меншиков из опросов довольно многочисленных перебежчиков, с ужасом говоривших о свирепой русской зиме.

Но теперь тянуло мягким, пропитанным озоном весенним воздухом с юга, от лазоревого моря; явно живительное солнце дрожало яркими блестками всюду на легкой волне Большого рейда, небо раскинулось беспорочно чистое во всю ширь, и потому очень заметны были плывущие в него белые, плотные круглые дымки от пушечных выстрелов над ближайшими бастионами: это был час, когда бастионы обменивались обычными гостинцами с батареями интервентов.

Слабый, еле державшийся на ногах главнокомандующий русской армии в Крыму осторожно втягивал в старые слежавшиеся легкие свежий воздух, не разжимая губ; казачий офицер, дежуривший у ставки, почтительно поддерживал его за острый локоть.

Может быть, так простоял бы светлейший, вдыхая весенний воздух, и еще несколько минут, но показалась из-за поворота Сухой балки весьма уже знакомая ему и весьма опротивевшая фигура полковника Волкова на знакомой, тоже серой в яблоках лошади из конюшни великих князей, и он поспешно повернулся, недовольно крякнул и, войдя в свою хату, рухнул на диван.

Таким беспомощно утонувшим в очень податливом расшатанном диване застал светлейшего Волков.

Флигель-адъютант навытяжку стоял перед генерал-адъютантом, но вид у него был спокойно-требовательный и неотступный: перед «лицом императора» стояла здесь в тесной хатенке – главной квартире – «воля императора». Осанистый, излишне полный, хотя и молодой, полковник с царским вензелем на погонах почтительно наклонялся почти к самой голове Меншикова, чтобы расслышать его полушепот о том, что Врангель считает выше своих сил и способностей вести свой отряд на штурм, что Евпатория, по его словам, укреплена очень сильно, что на успех дела он не надеется.

– Я участвовал во всех рекогносцировках, которые предпринимал генерал Врангель, ваша светлость, – отвечал тоном рапорта Волков. – Мне известно мнение его, а также и полковника Батезатула… Я лично, конечно, не решаюсь оспаривать их выводов, но, ваша светлость, осмеливаюсь еще раз напомнить, что воля его величества должна быть приведена в исполнение…

– Несомненно, должна, и я отправил генерала Врангеля еще раз, – сделал ударение на этих двух коротеньких словах светлейший, – как следует выяснить обстановку и обдумать план атаки.

Помолчав немного и пожевав губами, он добавил:

– Может быть, когда подойдет восьмая дивизия, то князь Урусов возьмет на себя эту задачу…

– Ваша светлость, в отряде евпаторийском есть генерал, который говорил мне, что он, если бы получил в свое командование отряд, ручается за то, что Евпаторию возьмет, – сказал Волков.

Меншиков поглядел на него изумленно и указал рукою на стул:

– Присядьте, пожалуйста!

Волков поблагодарил, поклонившись, и сел неторопливо.

– О ком это вы говорите? Какой это генерал? – перешел с полушепота на обычную речь Меншиков.

– Это, ваша светлость, начальник штаба Врангеля и командующий всей его артиллерией генерал-лейтенант Хрулев.

– А-а, Хрулев, – слегка усмехнулся Меншиков. – Очень горячая голова у этого Хрулева… Горячая-с, да… Так мне писал о нем и князь Горчаков, который его лучше знает, чем я… А излишняя горячность в боевых действиях может привести к большой неудаче-с… Впрочем, я могу его вызвать сюда, чтобы не только вам, но и мне он… доложил, какими именно средствами располагать он хочет для успеха дела… чтобы мы могли обрадовать государя, а не огорчить… Его величеству достаточно и без того огорчений…

Глава пятая

Степан Хрулев

I

Крупный красивый белый конь с подстриженной гривой и подвязанным коротко хвостом, заляпавший грязью высокие сильные ноги по самое брюхо, довольно фыркал и тряс головою, когда его остановил всадник в кавказской папахе кадушкой и лохматой