После возобновленного Исполнительным комитетом 2 сентября требования об отпуске арестованных большевиков, правительство рекомендовало прокурору Карчевскому изменить меру пресечения, что он и исполнил. 4 сентября был освобожден под залог в 3 тысячи рублей Троцкий. Вместе с ним выпущены еще несколько матросов и солдат. 9 сентября Петроградский совет принял резолюцию, требовавшую дать «товарищам Ленину и Зиновьеву (уклонявшимся от ареста) возможность открытой деятельности в рядах пролетариата»[2217].

Главными последствиями корниловской эпопеи для российской политики стали резкий рост популярности и авторитета Советов, популярности и авторитета большевиков. «Борьба с корниловщиной оживила захиревшие было Советы рабочих и солдатских депутатов, освободила их из плена соглашательской политики, вывела их на широкую дорогу революционной борьбы и повернула их в сторону большевистской партии»[2218], — утверждалось в «Кратком курсе». Что не удивительно. «Таков закон социальной жизни: истинный авторитет власти создается сочетанием веры масс в то, что эта власть осуществляет идеи, соответствующие желаниям этих масс, и веры в то, что эта власть обладает реальной силой»[2219], — выводил закономерность генерал Головин.

Ленин 1 сентября садится за статью, которая обретет название «О компромиссах» и 6 сентября будет опубликована в «Рабочем пути». Эта работа, как мало что иное, демонстрирует способность Ленина на лету менять тактику, чувствуя мимолетные дуновения политических ветров. Он возвращает лозунг: «Вся власть Советам!» «Теперь наступил такой крутой и такой оригинальный поворот русской революции, что мы можем, как партия, предложить добровольный компромисс — правда, не буржуазии, нашему прямому и главному классовому врагу, а нашим ближайшим противникам, «главенствующим» мелкобуржуазно-демократическим партиям, эсерам и меньшевикам… Компромиссом является, с нашей стороны, наш возврат к доиюльскому требованию: вся власть Советам, ответственное перед Советами правительство из эсеров и меньшевиков… Условием, само собой разумеющимся и не новым для эсеров и меньшевиков, была бы полная свобода агитации и созыва Учредительного собрания без новых оттяжек или даже в более короткий срок…

Может быть, это уже невозможно? Может быть».

Статья вышла с припиской, сделанной Лениным по прочтении свежих газет: «пожалуй, предложение компромисса уже запоздало… Керенский уйдет, так или иначе, и из партии эсеров и от эсеров и укрепится при помощи буржуа без эсеров, благодаря их бездействию… Да, по всему видно, что дни, когда случайно стала возможной дорога мирного развития, уже миновали»[2220].

К намеченному на 3 сентября пленуму ЦК Ленин пишет проект резолюции о политическом моменте, где доказывает, что «критическое положение неизбежно подводит рабочий класс — и может быть с катастрофической быстротой — к тому, что он, в силу поворота событий, от него не зависящего, оказывается вынужденным вступить в решительный бой с контрреволюционной буржуазией и завоевать власть»[2221]. Каких-либо следов обсуждения этого проекта в ЦК не обнаружено.

Рост популярности РСДРП(б) шел лавинообразно, выражаясь в «большевизации» Советов, в новых электоральных успехах партии. «Лопнул и рассыпался фронт Корнилова, — писал Милютин. — Но не расходятся отряды красногвардейцев. Они готовятся к новым боям. Н. И. Подвойский присылает нам в помощь еще офицеров. Организуем настоящее обучение рабочих военному делу. Ожил и «Стригунок» (так мы окрестили доставшуюся нам бронемашину). Кое-что забрали у Корнилова. Растут наши силы и боеспособность»[2222]. Вооруженные силы большевиков расширялись и за пределами столицы. 5 сентября «Московский Листок» сообщал: «В Москве учреждается по постановлению исполнительного комитета С.Р. и С. Д. Красная гвардия для защиты завоеваний революции и охраны порядка в городе наряду с милицией и войсками, а также для усиления охраны заводов»[2223].

Комитеты защиты революции, по подсчетам советских историков, были в корниловские дни созданы в 920 населенных пунктах страны[2224]. 4 сентября был опубликован закон (№ 479) о роспуске этих комитетов. Однако на межрайоном совещании при Петросовете 6 сентября была принята резолюция, где говорилось: «Революционных организаций по борьбе с контрреволюцией, созданных межрайонным совещанием, не распускать, о чем и довести до сведения центрального исполнительного комитета»[2225].

Троцкий, сразу возглавивший фракцию большевиков в Петросовете, был в восторге: «Мы едва успевали за приливом, — вспоминал он. — Число большевиков в Петроградском Совете росло со дня на день. Мы уже достигали половины»[2226]. Смольный все больше превращался в штаб-квартиру большевиков. Голубые купола Смольного монастыря, окаймленные темным золотом, а рядом — огромный казарменного вида фасад Смольного института с высеченным в камне имперским гербом над главным входом. На некоторых дверях сохранились эмалированные дощечки с надписями: «III класс», «Классная дама». Но над ними уже пришпилены листки с кривыми надписями «Исполком», «Фабрично-заводской комитет», «Фракция эсеров». В Смольный ворвалась улица, всюду следы толп, накурено, наслежено. В комнате № 18 на первом этаже заседала большевистская фракция Совета, вскоре туда переедет и исполнительная комиссия ПК.

Обретя большинство в Совете, большевики все еще не имели представительства в его Президиуме. Предложив эсерам и меньшевикам «коалиционный Президиум» и получив ожидаемый отказ, они спровоцировали их на ошибочный ход. Полагая, что голосование 31 августа была аномалией, прежнее руководство Совета предложило 9 сентября проголосовать за состав Президиума. «Формальным предлогом для столь опасного эксперимента послужило заявление ряда депутатов об отсутствии кворума на заседании 31 августа»[2227].