станция, а при ней склад горюче-смазочных материалов, пункт технического обслуживания, где проводились ремонты до среднего включительно, и, наконец, пункт холодной и горячей мойки машин (правда, горячая мойка была не в каждом полку). Если машина прибывала со значительно превышающими нормы уровнями радиации, то ее отмывали до тех пор, пока она не переставала излучать. Что касается складов, то мы их размещали тремя группами: продовольственные – в тылу за столовой; вещевые – рядом с комбинатом бытового обслуживания; материально-технические – на территории парков. Естественно, все военные городки были ограждены, имели добротные приветливые контрольно-пропускные пункты. При въезде в военный городок был обязателен строевой плац со всеми атрибутами – полосой с твердым покрытием для прохождения торжественным маршем, чтобы именно торжественно, каждый день отправляться на поле «боя», как 7 ноября 1941 года с Красной площади уходили в бои под Москвой. Здесь же были трибуна, наглядная агитация и, конечно, вымпел с Государственным флагом СССР. Неподалеку от въезда в часть располагался штаб. Здесь же находился и переговорный телефонный пункт для личного состава. Не только офицер, но и солдат в любое время мог поговорить со своими близкими. Забегая вперед, должен сказать, что конец июня и начало июля особо отмечались «наплывом» родственников. Они ехали со всей страны. И каким-то образом находили часть, где служит их сын. Приходилось кое-где рядом с военными городками разбивать небольшой лагерь с минимальными коммунальными услугами: палатка на двоих, койки, постели, тумбочки, туалеты, водоснабжение для бытовых целей. В общем, мороки с ними было много, но в итоге, когда они группами под руководством офицера штаба в порядке экскурсии осматривали условия жизни и быта своих сыновей, то успокаивались и потихоньку разъезжались.

Военные городки, конечно, испытывали трудности с электро- и водоснабжением. Но со временем проблемы были решены. Личный состав, как правило, пребывал у нас в условиях, которые сами по себе уже обязывали каждого отдавать все силы и знания на оказание помощи своему народу.

Решение вопроса обустройства войск хоть и было делом очень сложным, но оно составляло лишь одну, не самую большую часть наших забот и труда. Основное, конечно, было на перечисленных выше пяти направлениях.

Атомная электростанция. Несомненно, главную скрипку здесь старалась играть элита наших ученых во главе с А.П. Александровым – президентом Академии наук Советского Союза и его академики. Однако, не дождавшись от них четких и ясных решений, что же делать с реактором и тем ураном, который там остался, Минсредмаш, набрав еще при министре Ефиме Павловиче Славском мощные обороты, сейчас поддерживало инерцию работы. Совместно с Минэнерго выработали пути действий и выступили в роли мастеров, а мы, военные, в роли подмастерьев. Но это относилось только к четвертому реактору. Что же касается всего остального на АЭС, то там действовали в основном только военные или военные совместно с кем-то еще.

В подвале (а он был жилой) административного здания АЭС мы расположили Оперативную группу от нашего Чернобыльского штаба со всеми средствами связи. Здесь было все для жизни, быта и боевой деятельности.

Первые шаги по «уборке» территории АЭС налаживались очень тяжело. Но когда все-таки у наших военных инженеров, инженерных войск и специалистов химических войск появился наконец танковый тягач с мощнейшей лобовой броней, экраном телеобзора местности и сильной длинной и гибкой «рукой», которой можно было подбирать особо опасные элементы и складывать их в контейнер, а затем перевозить контейнер в могильник здесь же, в тылу АЭС, – это уже была победа. И очистку мы вели от менее сложных операций к более сложным: вначале подчистили с восточной стороны, где радиация выше 5—10 рентген/час не была (но читатель должен знать, что и это смертельно); затем переключились на северную дорогу, где уровни доходили до 120–150 рентген/час; и, наконец, самые опасные – южная и западная часть: здесь зашкаливало за 1000–1500 рентген/час. Особенно сложно давалась очистка по железной дороге, что находилась перед главным производственным залом ближе к «рыжему лесу» – так мы окрестили относительно молодую сосновую рощу, которая шла почти от левого крыла главного корпуса (от 4-го аварийного блока) на юго-запад. Эта сочная, темно-зеленая роща на глазах стала чахлой и рыжей, фактически умерла, но продолжала стоять. Не дожидаясь, когда уберут излучающие элементы со всех сторон АЭС, мы приступили к дезактивации местности там, где уже не было большой опасности. Я лично обошел эти восточные и северные дворы и отдал распоряжение о срезе грунта на 30–40 сантиметров и затем захоронении его в могильнике. Все асфальтированные дороги мылись растворами, и всё, что смывалось, отправлялось в ямы-могильники, которые затем предполагалось забетонировать. По мере снятия грунта и очистки территории от излучающих элементов… сюда завозились и укладывались по всей территории монолитные бетонные плиты. Первые наши замеры показали: результаты отличные, но еще безопасность людей в должной мере не обеспечена. Давали знать о себе элементы, выброшенные взрывом из реактора и заброшенные на крыши практически всех зданий АЭС и даже на технические балкончики вытяжных труб, смонтированных на двух уровнях, да еще и с ограждающими их перилами. Там оказались даже куски ТВЭЛов. Естественно, они «светили» не на метры, а на километры. Поэтому, приезжая на АЭС, старались останавливаться и затем ходить так, чтобы тебя «не видела» труба (на войне знаешь, где засел снайпер противника, поэтому передвижения должны быть с учетом его охоты за тобой). Вместе со специалистами Минсредмаша наши военные «золотые головы» и бесценные руки наконец дошли до создания робота с управлением его действиями из защищенного пункта управления на значительном расстоянии. Вначале, правда, пока еще не на таком, как хотелось бы. Но и это шаг! В итоге мы, конечно, смогли убрать непосредственно с территории АЭС все, что угрожало, затем начали обмывать все здания снаружи. Одновременно проводили дезактивацию и внутри помещений. В итоге у нас получались изумительные результаты. В районе 1-го и 2-го реакторов радиационный фон стал меньше, чем был до аварии. Большую проблему для нас представляла складская промышленная зона, где были сосредоточены на значительной территории строительные материалы, металлоконструкции, различное железо, рельсы и т. д. На эту территорию после взрыва попало тоже изрядно зараженных материалов. Организовывать какие-то активные действия на этой территории было невозможно, но ее надо было нейтрализовать. Приняли решение залить ее с вертолетов сплошь клейким составом, после чего никакой ветер с нее ничего не сдует, а что прилетит, то прилипнет. Кроме того, провели детальную разведку по этой территории и засекли точки, которые особо «светят». Затем их забросали мешками с песком, а складскую территорию отделили от производственной стеной