Вот и ответьте, как же вам удалось дожить до таких лет? Если принять ваши похвалы за истину, то мне по крайней мере суждено прожить вдвое больше вашего! Значит, я проживу еще тысячу лет и умру только после того, как умрете вы!

Матушка Цзя засмеялась.

– Какой же интерес будет жить двум таким старым красоткам, как мы с тобой, если все поумирают? – спросила она.

Ее замечание вызвало дружный смех всех присутствующих.

Бао-юй, который в это время всецело был занят мыслями о Цин-вэнь, воспользовался первым предлогом, чтобы вернуться в сад. Когда он вошел в комнату, в нос ему ударил запах лекарств. В доме не было ни души, кроме Цин-вэнь, которая лежала на кане с покрасневшим от жара лицом. Бао-юй приблизился к ней и осторожно прикоснулся ладонью к ее лбу. Так как он вошел с холода, ему показалось, что он обжегся. Он отошел к жаровне, погрел над ней руки, а затем подсунул их под одеяло и ощупал тело Цин-вэнь – оно тоже пылало, словно в огне.

– Другие служанки ушли! – воскликнул взволнованный Бао юй. – Но неужели Шэ-юэ и Цю-вэнь настолько безжалостны, что смогли тебя покинуть?

– Я прогнала Цю-вэнь поесть, – ответила Цин-вэнь, – а что касается Шэ-юэ, то она о чем-то шушукается с Пин-эр. Они только что вышли. Наверное, говорят о том, что я никак не могу поправиться.

– Пин-эр не такая, – возразил Бао-юй. – Да она и не знала, что ты больна. Просто она пришла навестить Шэ-юэ и неожиданно увидела, что ты лежишь, поэтому она и сказала, будто пришла навестить тебя. Умные люди всегда прибегают к невольной лжи, оказываясь в подобном положении. А выходишь ты из дому или нет, к ней не имеет отношения. Вы давно с ней дружите, и я уверен, что она не захочет портить отношения с тобой ради того, что ее вовсе не касается.

– Вы, конечно, правы, – согласилась Цин-вэнь. – Но почему у меня вдруг появилось такое чувство, будто она меня обманывает?

– Подожди немного, – остановил ее Бао-юй, – я пойду к окну и потихоньку послушаю, о чем они говорят, а потом расскажу тебе.

С этими словами он проскользнул в дверь, ведущую во двор, неслышно подошел к окну и стал подслушивать.

– Как ты его нашла? – донесся до него тихий голос Шэ-юэ.

– В тот день, когда он пропал, вторая госпожа Фын-цзе не разрешила мне поднимать шум, – ответила Пин-эр. – Выйдя из сада, она велела передать всем служанкам, чтобы они потихоньку узнавали о пропаже. Мы все подозревали, что его взяла служанка барышни Син Сю-янь, поскольку она бедна и никогда таких дорогих вещей не видала – может быть, она заметила, как я обронила его, и подняла. Это было бы понятно. Однако мы поразились, когда узнали, что его взяла одна из ваших служанок! Нашла его няня Сун и принесла к нам…

Только теперь Бао-юй понял, что речь шла о браслете, который недавно пропал у Пин-эр.

– И вот няня Сун принесла его нам и сказала, что браслет украла Чжуй-эр, а она обнаружила, отняла у нее и пришла доложить второй госпоже Фын-цзе. Я взяла у старухи браслет и стала думать, что же мне дальше делать. Бао-юй в это время развлекался с вами и ничего не подозревал, да и мне не хотелось ему говорить. Ведь когда Лян-эр украла яшму, все как будто прошло тихо, но целых два года люди за глаза злорадствовали, что у нас произошло воровство. А сейчас снова появилась воровка, украла золото, да не в доме, а у соседей! Поэтому я убедительно просила няню Сун ничего не говорить Бао-юю и вообще не упоминать никому об этом случае, а то подобные разговоры его только позорят. Да и старая госпожа, если б узнала об этом, тоже рассердилась бы. Кроме того, попала бы в некрасивое положение и Си-жэнь с остальными служанками. Поэтому, получив свой браслет, я доложила второй госпоже Фын-цзе: «Я только что ходила к Ли Вань. И представляете себе, браслет нашелся! Оказывается, я его тогда обронила, снег был глубокий, и отыскать браслет было невозможно. Сейчас снег стаял, браслет засверкал на солнце, я заметила его и подняла». Вторая госпожа Фын-цзе поверила этому. Вот я и пришла предупредить, чтобы здесь остерегались воровки и не посылали Чжуй-эр ни с какими поручениями! Как только вернется Си-жэнь, посоветуйтесь с ней и подумайте, как удалить эту воровку, пока не поздно!

– Эта тварь немало в жизни видела! – воскликнула возмущенная Шэ-юэ. – И как она только польстилась на браслет?

– Ну сколько может стоить сам браслет? – продолжала между тем Пин-эр. – Все дело в том, что он принадлежит второй госпоже Фын-цзе, а она называет его браслетом «ус краба» и говорит, что в нем очень дорогая жемчужина. Но я решила сказать тебе об этом так, чтобы никто не слышал, потому что я боюсь Цин-вэнь. Ведь она вспыхивает, как порох, и если услышит об этом, подымет скандал. Вот почему я и хотела предупредить только тебя. Будь осторожнее!

С этими словами Пин-эр попрощалась и ушла.

Бао-юй обрадовался, рассердился, потом вздохнул. Обрадовался он потому, что Пин-эр ему сочувствует; рассердило его то, что Чжуй-эр оказалась воровкой, а вздохнул он при мысли, что Чжуй-эр, такая умная девочка, могла совершить подобную подлость.

Вернувшись в комнату, Бао-юй подробно передал Цин-вэнь содержание только что слышанного разговора и добавил:

– Судя по разговору, Пин-эр считает тебя самолюбивой; поскольку ты больна, она не хотела говорить тебе об этом, так как боялась, что, если ты узнаешь, твое состояние ухудшится. Поэтому она хочет рассказать тебе обо всем, когда ты поправишься.

Однако Цин-вэнь, выслушав рассказ Бао-юя, вытаращила глаза, грозно нахмурила брови и стала звать Чжуй-эр. Встревоженный Бао-юй уговаривал ее:

– Если ты будешь так кричать и шуметь, то только разгласишь все дело и тем самым покажешь, что не ценишь доброго отношения к себе и ко мне со стороны Пин-эр. Напротив, надо выразить признательность по отношению к ней, а что касается воровки, то мы потом ее выгоним.

– Пожалуй, вы правы, но как мне сдержать свой гнев? – не унималась Цин-вэнь.

– Какой тут может быть гнев? – возразил Бао-юй. – Лучше лечись, и делу конец!

Цин-вэнь приняла лекарство, вечером приняла еще раз, и хотя ночью пропотела, никакого улучшения не замечалось – у нее по-прежнему был жар, болела голова, нос еще больше заложило, в ушах звенело.

На следующий день снова пришел доктор Ван и прописал другое лекарство, после которого жар спал, но головные боли не прекращались. Тогда Бао-юй приказал Шэ-юэ