и зверя, чаще всего человеческое тело увеличивается в размерах, покрывается шерстью, вырастают когти, ноги деформируются, становятся похожими на лапы, это для быстрого бега, а голова превращается в морду. У каждого оборотня есть свои плюсы минусы, про всех рассказывать?

— Про волков.

— Волки по быстроте вторые, после кошачьих. Зрение улучшенное, но не самое лучшее, зато слух и нюх идеальные, они больше по нему ориентируются. Развита интуиция, есть гоны и живут стаями. Стаи могу быть разного размера, но двое есть всегда. Чаще двое это семьи или братья-сестры, которые не прижились в крупных стаях. Без стаи волк слабеет. С истинностью становится сильнее. Вроде все.

— Да, все. А что насчёт того, что оборотни ощущают? Как общаются со зверьми?

— Не интересовалась. Переговариваются в голове?

— Раньше, когда оборот был полный — да, теперь остались только эмоции. В начале отголоски, потом как будто кто-то хорошо рядом фонит, потом как свои. Чем лучше чувствуешь, тем сильнее вы в обороте. Оборот это не просто трансформация в более сильную свою сторону, это, по идее вообще не ты. Это ты даёшь волку свободу.

— Полный оборот не могут сделать из-за контроля эмоций? — перебила я, но тот кажется не обратил внимания, увлечённый рассказом.

— Да, наши предки захотели полного подчинения своих зверей. Их перестало устраивать, что зверю, например, захочется размять лапы, его придется выпускать, а человек против.

— Обленились.

— Ну-у, возможно и так, — задумался ректор, — Такой вариант тоже можно рассмотреть. На чем я остановился? А, да. В общем перестали люди выпускать зверей побегать, потом перестали с ними разговаривать, потом и слушать. Звери живые существа, они, как бы это смешно не звучало, тоже имеют свою личность, свой характер.

— Это не звучит смешно.

— Это хорошо, я рад, что ты это понимаешь. Так вот, к чему я это. Если рассматривать твою ситуацию, то получается, что ты не зная о своей волчице, давила эмоции, контролировала их. Часто наши эмоции совпадают с эмоциями зверя, жаль раньше этого не понимали, так не было бы проблем, ведь не только звери хотели бегать и общаться, а и они сами, но жажда власти, даже такой маленькой, затмила разум, — отвлекся Хольд, задумчиво глядя на стену, — В общем, ты давила эмоции не только свои и волчицы тоже. Она была маленькая ещё, ребенок, она обиделась и ушла. Это грубо говоря, но не утрируя. Она так училась взаимодействовать с миром, видимо у нее взрывной характер. По хорошему, вам просто нужно было с ней договорится, найти компромисс, но все пошло не так. Потом в твоей жизни произошли перемены, ты оказалась в другом мире, где есть такие же как она оборотни. Она их почувствовала, стала принюхиваться и потихоньку показывать себя. Ты в шоке и панике, снова ее давишь. В итоге она помня старый опыт и не видя никаких изменений, боится показываться. Да, я так понимаю, что в последнее время ты стала раскрепощенее и щедрее на свои эмоции, но может есть что-то, что очень хочется, но ты не можешь себе позволить из-за каких-либо своих принципов или ещё чего-то. Подумай над этим, постарайся решить, что это и попробуй отпустить ситуацию.

На этих словах ректор развернулся и ушел, а я так и осталась стоять.

Об этом я не задумывалась, не воспринимала зверя, как отдельное существо. А ведь много раз слышала, да и сама говорила, «волчица». Как ни крути, это обозначает, что где-то там, внутри меня, сидит ещё одна личность. И это не раздвоение, это реальная правда. Моя волчица, которую я сама лично заперла в клетке на долгие годы.

О Боже… что же я наделала…

Понимание всей ситуации медленно, но верно накатывало на меня. В моей голове потихоньку начинало умещаться то, что я не одна в этом теле и надо бы поделится. Даже больше, я сама хочу поделится, дать ей то, что так нужно. Я совсем не эгоист, да и представив маленького щенка, сидящего в клетке, у меня защемило в груди

Я не заметила как села на пол и обняла свои колени. Боль от осознания последствий от своих действий все больше разрасталась внутри и я разрыдалась. Некрасиво, с соплями, в голос. Долго и громко.

Вина накрыла меня с головой, жалость к моей волчице пронзила сердце. Знала бы никогда так не поступила! Обещаю, что не обижу ее, ни за что!

В подтверждение своих слов из меня вырвался тихий рык. Я замерла и прислушалась к себе. И почувствовала, как к сердцу, осторожно и боязливо прикасается мягкая лапка, дающая надежду, что все будет хорошо, но как только она пропала облегчение тоже ушло.

Рядом сел демон и приобнял за плечи, я его и не заметила.

— Вся в соплях, — скривится он и подал платок, на что я рассмеялась, — Что, настроение скачет?

— Что ты тут делаешь?

— Почувствовал, что тебе плохо.

— Почему ты это чувствуешь, может ты моя пара? — играя бровями и вытирая щеки, спросила я.

— Мне такого счастья не надо, хотя я тоже так думал в начале.

— Ого, то ты месяцами молчишь, то ты отвечаешь односложными ответами, а теперь решил пооткровенничать?

— Решил, что тебе сегодня мало досталось и пришел добить.

— Почему ты рядом?

— Не был бы, если б не сны, которые снились мне в подростковом возрасте.

— О, сны как у меня? — подколола я его.

— Нет, — фыркнул он, — в отличии от тебя мои сны были невинными, там была приличная девушка. Из-за девушки я и обратил на тебя внимание, — я непонимающе нахмурилась.

— Я снилась тебе?

— Сначала я думал, что это ты. Правда, в первом сне ей было лет девять-десять, она снилась мне три года подряд, с небольшими перерывами, а иногда каждую ночь в течении месяца, — он закрыл глаза и на его губах появилась мечтательная улыбка, первая искренняя за все время, — Она выглядела, как маленькая ты, только с голубыми глазами, яркими и насыщенными, у нас на юге летом, когда светила в самой высшей точке и нет облаков, небо такого цвета. И взгляд у нее другой, очень добрый, смотрит и как будто гладит тебя. Нежно так, аккуратно. А волосы были русыми, как спелая пшеница, длинными, до поясницы и шелковистыми, я их трогал всегда, не мог остановится. И пахла она не как ты, а как свежескошенная трава или лес после дождя, смотря какое настроение.

— Поэтому ты любишь гулять по лесу и постоянно срываешь траву? — шепотом спросила я, когда он замолчал.

— Да, — по помедлив Алларик продолжил, — Я