Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо, останусь. Но вы обещайте все рассказать!
— Обещаю.
Александр, так и не отпуская мои плечи, долго смотрит мне в лицо, будто собираясь что-то добавить, но в итоге только резко вдыхает, сжимает их сильнее и разворачивается к выходу.
Весь день я веду себя рассеянно, едва отвечаю на вопросы Дины, промахиваюсь с количеством соли в картофельном пюре, про компот на плите вообще забываю, и в итоге мы идем обедать в итальянский ресторанчик неподалеку. По крайней мере, у них есть сыр. Много сыра! А с сыром эта девочка может съесть все, что угодно.
Я не могу не думать о том, чем там занимается Александр. Во сколько выписывают из клиники? Он ведь не привезет ее сюда без предупреждения? Тогда что будет делать? Зачем мне задерживаться, он разве останется с еще не бывшей женой на ночь?
А это разумно?
Хотя о каком разуме можно говорить, это же мужчина, который выбрал себе жену, потому что она была красивая.
Дина все-таки что-то чувствует. Потому что дома она подходит к своему разрушенному домику Барби и начинает его разбирать. Те предметы интерьера, что остались целыми, откладывает в сторону, освобождает комнаты от обломков крыши. Занимается она этим очень сосредоточенно, как будто от результатов зависит что-то важное.
Вообще-то я собиралась починить этот домик с самого начала, но не знала, как подойти, поэтому сейчас достаю из заначки клей для авиамоделек и присоединяюсь к реставрации.
Пока Дина сортирует мебель, я собираю осколки пластика и склеиваю их между собой.
Вот где пригодился опыт в собирании пазлов, которым я обзавелась одним крайне дождливым и скучным летом на даче!
Починить удается почти все. Кроме самых хрупких шкафчиков, которые разлетелись на совсем мелкие части, но их проще купить заново. Мы с Диной вновь расставляем в восстановленном домике мебель и с чувством выполненного долга отправляемся оттирать руки от этого жуткого клея.
Укладываемся куда позже обычных девяти, я долго читаю на ночь про Муми-тролля и волшебную шляпу, а потом ухожу в гостиную с твердым намерением дождаться возвращения Александра.
Телевизор только раздражает, но я оставляю изображение без звука, чтобы оно отвлекало меня от тревожных мыслей. Пытаюсь читать, чатиться в мессенджерах, играть во что-то. Но один за другим мои собеседники уходят спать, да и меня клонит к подушке.
Тем более, плед в гостиной такой уютный, мягкий, свет приглушенный, на улице в кои-то веки тишина и только медленно падают крупные хлопья снега…
Я и сама не замечаю, как закрываются глаза, и я засыпаю прямо на диване.
Сон баюкает меня в своих больших теплых руках, укутывает пушистым пледом, обнимает и уносит куда-то, качая, как маленькую. Я цепляюсь за его шею, прижимаюсь к твердой груди и глубоко вдыхаю запах его кожи. Моя щека трется о его небритую щеку, я морщусь…
И просыпаюсь.
В тот самый момент, когда меня осторожно укладывают в мою собственную постель. Вокруг кромешная темнота, и спросонья я не нахожу ничего умнее, как спросить громким шепотом:
— Кто это?!
— Ну кто это может быть, — отвечает кто-то в темноте. — Сказал же — ложись, не жди меня. До чего упрямая женщина, как ты так живешь…
Александр закрывает за собой дверь, и я слышу, как он ходит по квартире, стараясь делать это потише. Но все равно слышно, как он наполняет чайник, открывает холодильник. Что-то звякает, что-то стучит, двигается табурет.
Я так и лежу в полной темноте, но сон все быстрее развеивается.
Потихоньку встаю с кровати, придерживая плед, и выползаю в гостиную, сонно моргая на ярком свету.
— Лара? — удивляется Александр, как будто кого-то другого только что отнес на руках в постель. До чего сильный мужик, я ж не балерина совсем.
— Пока я за нее, — бурчу, придвигая к себе чашку с чаем, который он налил себе. Обнимаю ее озябшими ладонями и требую: — Рассказывайте, что там со Светланой.
25
Александр смотрит на экспроприированную чашку и идет делать себе новый чай.
А мне не стыдно! Я, в конце концов, его почти каждый день супом кормлю, может разочек и поделиться.
— Ну что со Светланой… — говорит он, стоя рядом с чайником и упираясь ладонями в стол. — Все у Светланы хорошо. Встретил ее, отвез в квартиру, которую ей снял. Познакомился с ее куратором, все будет на контроле. Раз в неделю у нее групповая встреча, раз в две — психотерапия, витаминки, фрукты, избегать стрессов.
— Квартиру? — тут же цепляюсь я за главное. — Где-то недалеко?
— Нет, — Александр разворачивается ко мне, но взглядом все равно избегает встречаться. — В Павловске. Вроде и недалеко, но к бывшим друзьям неудобно ездить. Но она уже нашла себе новых. Она веселая девочка, у нее с этим проблем нет.
Я смотрю на него, слышу, как он отзывается о матери своего ребенка и вдруг меня осеняет:
— Вы же ее не любили!
— И что? — равнодушно пожимает он плечами и начинает готовить чай — достает чашку, споласкивает, кладет пакетик, заливает кипятком. Мешает ложечкой, чтобы чай быстрее остыл.
— Ну вот поэтому все так и получилось.
— Я виноват? — резко поворачивается он.
Густые брови хмурятся, нависая над светлыми глазами, рубленые черты лица становятся еще жестче, когда он стискивает челюсти.
— Без любви сложно жить. Особенно, без любви отца своего ребенка, — как можно мягче говорю я.
— Ты сейчас ее защищаешь? — таким удивленным я Александра еще не видела. — Ты? Та, что нашла Динку на какой-то помойке в компании с бомжами и видела, до чего ее довели? Что случилось?
— Если выбирать между Диной и Светланой, то я, разумеется, на стороне Дины, — говорю я негромко, чтобы чуть-чуть остудить накалившуюся обстановку. — Но если смотреть на Светлану и вас…
— Меня? — он хлопает ладонями по кухонной стойке, наклоняясь над ней и нависая надо мной. — Ты не понимаешь! Если бы я ее любил, я бы ее вообще убил за измену! Пусть скажет спасибо, что мне было практически все равно!
Смотрю в светлые глаза, мечущие молнии и почему-то думаю, что он чем-то похож на Тора — бога грома. Вот-вот достанет свой молот Мьольнир и начнет все вокруг крушить.
Жаль только, что семейные проблемы не решаются ни магией, ни силой, ни гневом.
— Да вы опасный человек, Александр, — хмыкаю я, спокойно отпивая чай.
Не первый раз встречаюсь с этими властными мужиками и знаю, что они уважают только тех, кто их не боится. Впрочем, я и правда не боюсь. Надо бы насторожиться,