– Извините, – сказала она, улыбнувшись в ответ.

Между тем его жена подошла к машине ее мужа и что-то спросила. Тот что-то ответил. Рядом все парковочные места были заняты. Обе «Тойоты» разделяли два плотных ряда безликих автомобилей.

Она – та, что на заднем сидении, – почему-то не спешила выходить из не своего автомобиля, хотя пешком можно было бы дойти до машины мужа гораздо быстрее; и чужой водитель тоже молча наблюдал за разговором тех двоих, других, у другой такой же белой «Тойоты». Он флегматично ожидал своей очереди подъехать к дальним парковочным местам – туда, где стояла его жена. Он видел через лобовое стекло, как она улыбалась незнакомцу неведомой доселе улыбкой, и как незнакомец вышел из своего автомобиля, что-то говоря ей и поглядывая на выход из супермаркета – ожидая женщину, которая в этот момент сидела на заднем сидении другой «Тойоты», водитель которой не знал, что собеседник его жены – муж этой незнакомой женщины сзади, а эта женщина не догадывалась, что собеседница ее мужа – супруга ее случайного водителя, сидящего теперь впереди за рулем.

Или делали вид, что не догадываются. А надо ли было?

Женщина на улице кивнула в ответ на очередную реплику молодого человека у белой «Тойоты» и рассмеялась. Тот продолжал нервно поглядывать на выход из супермаркета.

– А вы куда направлялись? – нарушил, наконец, молчание незнакомец за рулем чужой «Тойоты».

– Да, в общем-то… – сказала она и посмотрела в его грустные глаза.

Возле той, другой «Тойоты» на парковке молодой человек достал мобильник и занес новый номер в справочник.

– …Тут, наверно, недалеко, – сказала она со своего заднего сиденья незнакомцу за рулем, отключив в кармане пальто свой телефон.

Он посмотрел в ее темные и несколько усталые глаза.

… И они поехали прочь…

Третье кольцо

Теперь он знал, что на него наступили.

Это произошло вскоре после его затуманенной синхронизации с противоположностью, когда он насильно подчинил и взбодрил чужой половой дух, метавшийся во хмелю по пространству и времени. Поймал и подчинил.

И вот на него тоже наступили. До наступления на себя он просто был, теперь же вдруг он как-то стал. Стал частью чего-то большого, совершенно необъятного.

И еще он стал перемещаться. Перемещение обычно случалось настолько стремительно, что дух захватывало. Хм, если бы дух еще присутствовал. Но после Большого Наступления-на-Него постепенно его стали одолевать сомнения, что дух сохранился. Но что-то захватывало все равно.

До Большого Наступления, конечно, случались и мелкие – что-то иногда прижимало, вдавливало, порой что-то даже пыталось размазать его по поверхности, на которой он был, но это и близко не стояло с тем, какой драйв он получал после своего становления. Наступательного становления. Он определил, что на него наступили, именно по этому захватывающему дух – или что там у него осталось – перемещению относительно прежнего своего состояния: быстро, без напряжения и усталости, определенно по времени и в конкретно заданном направлении. Такое перемещение сопровождалось приятным ощущением сопричастности: ведь то, что на него наступило, теперь стало частью его самого, а он – частью Большого Наступления. И не важно, что прежний дух мог не сохраниться, – сопричастность с перемещением давала возможность получить новый дух, причем в каждой новой точке, куда он перемещался, такой дух отличался специфическими феромонами, присутствие которых он также физически осязал. Но не видел. И присутствовало ощущение, что его не любили. Колкое ощущение.

Только это, пожалуй, и причиняло ему некоторое беспокойство. Смена среды при перемещении: феромоны промежуточной точки порой имели весьма неприятную мягкую, податливую консистенцию, и он так и норовил отогнать их от себя, но собственного духу уже – увы! – не хватало. Приходилось терпеть. Хорошо еще, если среда не характеризовалась жидкой составляющей с массой агрессивных феромонов, буквально сводивших с ума своей едкой, бурлящей и кишащей иными субъектами конъектурой, разбросанных по волокнистой и липкой поверхности. Такие промежуточные точки он просто не переносил и энергично взмаливался наступившей на него сфере о скорейшем перемещении в другое, более комфортное пространство и состояние. С более положительными феромонами. Лояльными к Наступлению.

И такие случались. Причем не редко. Кто-то – такой же, как он сам, – то и дело оказывался счастливой жертвой Наступления-на-Себя, незаметно со временем растворяясь в наступившей на него сфере. Со стороны такая ассимиляция казалась ему неприличной, поскольку намекала на собственную потерю его бывшего духа – полностью или частично, не важно, – и он старался отогнать от себя осязание сращивания с Наступателем, кем был тот ни был. Гордыня? Навряд ли. Скорее, остатки от прошлого был в сравнении с нынешним стал.

Но не это главное. И даже не то, что с возникновением постоянного перемещения отпала нужда в поиске пищи – она всегда была тут же; ну, быть может, за редким исключением – и то только когда точкой продолжительной остановки оказывалось ровное сухое покрытие, и пища оставалась за пределами досягаемости на какое-то время. Главное же заключалось в его приобретенной способности хоть и не часто, но зато самому наступать посредством вдавливания самим собой неуклюжих особей, напоминавших ему прошлого себя и тоже вдруг попавших под сферу Большого Наступления. А кому какое дело, что случайно? Ведь факт. А если еще отбросить и прочие мелкие предрассудки, то, по сути, все одно придешь к выводу, что на самом деле Наступление – это он и есть, ха!

– Я – Большое Наступление!!! – хотелось крикнуть ему, но, как ни старался, духу не хватало. Видимо, дух реально покинул его при Наступлении: что ж, чем-то надо жертвовать. Не то чтобы был тогда выбор, когда он сам был. В себе. А был ли он вообще в себе? Хотя…

Другое дело с самоделением. Эта природная потребность переросла бы в социальную забаву прямо на поверхности Наступателя, если б не сделанное им недавно и, в общем-то, невзначай открытие, что размножение прекратилось как-то само собой, как раньше оно так же само собой осуществлялось. До Наступления-на-Него он просто знал, что в неволе самоделение проблематично, или насильственно, а тут пришлось с полным удовлетворением констатировать, что он реально и не хочет даже заниматься этим природным актом – зачем? Пища, перемещение, лояльные и ласкающие осязание феромоны… в основном. Потребность отпала. Теперь насиловали его.

И затем отпал он. Буквально.

Трагедия наступила неожиданно – Наступление просто перестало быть. Вот он ощущал свою сопричастность… и вот ее нет. Вдруг.

Вначале он отказывался верить, что произошла перемена. Просто осязание изменилось – но редко ль оно менялось во время его стремительных перемещений в сладкий период сопричастности? Существенным признаком перемены явилось неожиданное отсутствие сращивания с Большим Наступлением, однобокая пустота там, где раньше была надежная сфера. Теперь сфера оказалась с другого бока, чужая и агрессивная.