Мефодию захотелось выбросить кулак прямо в участливое лицо Эссиорха. Свет, мрак – как же все надоело! Почему нельзя просто жить? Просто быть с Даф, просто делать то, что хочешь? Просто учиться в универе? Есть же люди, которые просто живут, и никто не требует от них постоянно на себя наступать!

– Знаешь, мне как-то все меньше хочется к свету! – задиристо сказал Буслаев.

Ему хотелось уколоть хранителя Прозрачных Сфер, однако тот и бровью не повел. Завел мотоцикл и стал вслушиваться в чихания мотора.

– Неудивительно! И не должно хотеться! Тараканы тоже, если ты заметил, на свет не ползут. Но, увы, ползти надо, или останешься с тараканами.

Эссиорх переключил передачу и газанул. Мотоцикл взревел и, выбросив задним колесом фонтанчик сухой земли, умчался. Буслаеву сразу не на ком стало срываться. Он оглянулся, убежденный, что увидит в окне лицо Дафны. Не увидел. Тогда Меф повернулся и пошел сам не зная куда. Москва расступалась, пропуская его. Петляли улицы, путались переулки. Шевелился у бровок тополиный пух. Румяная дама с буквой «У» на стекле машины мучительно разворачивалась в тесном дворике, едва не отдавив Буслаеву ногу.

Опомнился Меф, только когда по левую руку за декоративным заборчиком возникло семейное испанское общежитие. Смуглые люди, не боящиеся солнца, громко перекликались с балкона на балкон, без страха склонившись над перилами. Сохнущее белье на веревках. В основном детское, но много ярких маек и белых рубах.

Мефодий стоял, снизу смотрел на яркие майки, и настолько же ярко в нем проступала мысль, что сегодня последний вечер, когда он видит Дафну. Завтра они расстанутся. Удерживать ее он не станет. Без крыльев и флейты ей не выжить. Сейчас, возможно, – да. Но через десять, двадцать, тридцать лет как сможет она поднимать голову и смотреть на небо? И главное: сможет ли она смотреть на Мефа?

Он повернулся и пошел. И снова не понимал, куда идет и что происходит вокруг. Откуда-то выныривали истеричные машины и сигналили ему, и Меф по этому звуку смутно определял, что сейчас он на дороге. Он поворачивался и – шагал в другую сторону. И снова визжали тормоза. Из машин ему кричали, что он наркоман. Какой-то мужик, чудом не сбивший Мефа, даже выскочил, чтобы врезать ему, но Буслаев оглянулся, и мужика сдуло.

Потом откуда-то возникло женское лицо, расположенное довольно низко. Меф решил, что это снова машина, и громко сказал: «Проезжайте!» Лицо осталось на месте. Теряя терпение, Меф повторил: «Да проезжайте же!» – и внезапно понял, что женщина смотрит на него из окошка киоска с мороженым. Это удивило Буслаева, и, что-то буркнув, он отступил. Продавщица глядела на него с любопытством. Она была симпатичная – щеки в ямочках от улыбок, как поле после артобстрела.

Мефодий вернулся в общежитие через час. Дафну он увидел не сразу. В первую минуту ему показалось, что комната пуста. Потом все же он нашел ее. Дафна сидела на стуле за открытой дверцей шкафа. Сидела тихо, точно пряталась. Руки лежали на коленях ладонями кверху. Смиренная и беспомощная поза. Буслаев понял, что она все знает. Раньше, чем Эссиорх позвал его к мотоциклу, она сообразила, зачем приходил хранитель.

Потом Дафна встала и, высоко закинув голову, точно отвергая всякое сомнение, шагнула к Мефу. В ее движениях была решимость и жертва. Подбородок запрокинут высоко, почти к потолку.

– Не надо ничего говорить! – сказал Буслаев, глядя ей под ноги. – Ты уйдешь завтра!

Дафна остановилась, точно он толкнул ее в грудь. Начала говорить что-то птичье, тонкое, удивленное, но он не дал ей.

– Ты уйдешь завтра! Так лучше всего, – упрямо повторил Меф.

Но Дафна не стала ждать до завтра. Нарушив все его правильные планы, все его сложившиеся мысли, не выслушав длинной убедительной речи, она вздрогнула, точно он выстрелил в нее в упор. Потом схватила флейту, сердито шипящего кота и метнулась к окну. Яркая вспышка телепортации ослепила запоздало метнувшегося к ней Мефодия.

Когда его глаза снова смогли что-то различать, Дафны уже не было. Даф, она же Дарья Пименова, она же страж № 13066, третий дивизион света, она же девушка, которую любил Мефодий Буслаев, исчезла из его жизни.

Да! как странно устроен человек: дай ему все, чего он хочет, для полного удобства жизни и занятий, тут-то он и не станет ничего делать; тут-то и не пойдет работа!

Н. В. Гоголь

(Из воспоминаний Н. В. Берга)

Утром к Ирке пришла Бабаня. Бывшая валькирия, еще издали увидев ее порывистую походку, смекнула, что та приобрела очередное чудо-лекарство, и внутренне застонала. Пока Ирка переливала содержимое термоса в кастрюлю (термос требовалось вернуть), Бабаня достала из сумки обложенный кубиками льда контейнер, в котором обнаружилась большая, чем-то смахивающая на пузырек, ампула. Внутри плескалось что-то мутное, примерно на три столовых ложки.

– Это еще что за наркота? – с подозрением спросила Ирка.

– Выпей залпом! Вкус, возможно, не очень, зато пользы вагон! – потребовала Бабаня.

– Не буду!

– БУДЕШЬ!

– Ты вначале скажи, что это!

– Препарат!

Ирку такая формулировка не устроила.

– Какой еще препарат?

– Ты что, медик?.. Ну хорошо: вытяжка из спинного мозга зародыша барана! Восстанавливает в позвоночнике нейронные связи, – с восторгом объяснила Бабаня.

Ирку едва не стошнило. Как человек, давно и профессионально болеющий, она раз и навсегда определила для себя, что лекарства бывают двух видов. Первый – недорогие доступные таблетки и микстуры, которые действительно могут на время помочь. Ну там сбить температуру, унять боль или привести желудок в норму.

Другая часть лекарств – всевозможная заоблачно дорогая чушь, по сути, мало чем отличается от песочка, на который, поплевав, пошептал белый колдун дядя Вася. Именно она, по странному стечению обстоятельств, всегда занимает витрины аптек от пола и до потолка.

«Если бы эту отраву запретили продавать, девяносто процентов аптек вообще закрылись бы. На оставшемся сильно не расторгуешься», – думала иногда Ирка.

Самое досадное, что Бабаня вечно порывалась покупать лекарства из этой второй группы, тратя на нее добрую половину «настроченных» в ателье денег. Другую половину она расходовала на всяких Эразмов Маразмовичей – внушительных и харизматических жуликов, которые лечили то грязями, то звуками моря, то точечным массажем, то космически заряженной сметаной.

– Сколько это стоит? Опять как мотоцикл? – мрачно спросила Ирка, стараясь не смотреть на мутную жижу.

– Какая тебе разница?.. Я работаю, не ты!.. Пей, только залпом!

Прежде чем проглотить, Ирка нечаянно втянула носом. Это была явная ошибка. Не стерпев вони, она откинулась на спинку коляски и откатилась к стене.

– Нет, не могу! – крикнула Ирка с испугавшей ее саму визгливостью. – Считаешь: я выпью вытяжку из спинного мозга барана и пойду отплясывать? То есть до этого момента я торчала в коляске только потому, что мне вовремя не попался абортированный баран?