На четырнадцатой секунде в проеме показывается Савва. По пояс голый, в расстегнутых брюках. На рельефной груди перекатываются мышцы, и даже на расстоянии до меня долетает его аромат, и я теперь уверяюсь - кожа и лес, капелька пота - это не парфюм, так пахнет он сам, живой природой, силой, чем-то таким безумно возбуждающим.

- Ты здорова? - сквозь грохот долетает его пораженный голос. Он делает шаг в комнату. 

Бросаю кочергу и начинаю заготовленную речь:

- В коридоре большая лужа. 

Под его насмешливым взглядом замолкаю, репетировала я не так, в моих мыслях он не был почти голым, ещё и таким огромным, язык не поворачивается ляпнуть про лоток.

- Ну, - он по-хозяйски идёт к своему любимому креслу под красным ночником. Расслабенно бухается туда. - Дальше, Маша. Слушаю. Большая лужа. 

- Убирайся, - неожиданно для самой себя рявкаю. - Вон из этого дома. 

Он молчит. Закидывает ногу на ногу, сканирует меня долгим пристальным взглядом. 

- Повторяю, - избегаю смотреть на него, меня сбивает с толку его подтянутый живот с темной дорожкой волос, скрывающейся внизу, под резинкой боксеров.

А их тоже видно в расстегнутых брюках.

- Если ты сейчас же не соберёшь вещи и не уедешь, - кошусь в окно, прислушиваюсь к матершинному рэпу, - то я пойду в полицию. И скажу, что ты до меня домогаешься. А сначала, - вспоминаю просмотренный на прошлой неделе криминальный фильм, - сама стукнусь об стенку, чтобы появились пара синяков. Вот.

Выдыхаю.

Отлично. 

Это более грозно, чем лоток. Он сейчас разозлится.

Провисает долгая пауза после которой Савва повторяет:

- Вот. А что с лужей-то, я так и не понял.

Он резко встает из кресла, и я отшатываюсь, налетаю на штору. Нащупываю шокер в кармане, от волнения готова достать его раньше времени.

Он идёт на меня. 

Я держусь.

Он останавливается в каком-то шаге, так близко, что я чувствую его дыхание на своей макушке. 

Или это просто ветер. 

Вздрагиваю, когда подбородка касаются теплые пальцы, заставляя поднять лицо. 

Ловлю его взгляд. И тону, в жёлтых галактиках, забываю, чего хотела, напрягаюсь всем телом и тянусь к нему, и где-то на краю уже понимаю, что это какой-то дурман, меня толкает посторонняя сила.

Его сила, его энергетика.

- Вот ты какая, - его губы почти касаются моих, он выдыхает слова, как краткие заклятия, - полиция, синяки. Ты не знаешь с кем связалась, Машенька.

Кожей впитываю его шепот, и мне мало, как кислород глотаю его дыхание, хочу, чтобы он поцеловал. 

И он целует.

Но не в губы, зубами он прихватывает мочку уха, спускается на шею и влажно, с языком, втягивает кожу, ладонями сдавливает ягодицы под домашними лосинами, и я принимаю это эротическое поражение, не сдерживаю стонов, вжимаюсь в сильное мужское тело.

Он рывком отрывает меня от себя и разворачивает спиной, животом укладывает на подоконник.

Во дворе темень и музыка, на мне его руки, он грубо сдергивает лосины вместе с трусиками, твердит мне в шею:

- Не могу-не могу-не могу. 

Ноги разъезжаются, промежность печет, и меня током бьёт, когда в мокрые складки упирается что-то твердое и горячее.

- Убей меня, - влетаю в номер к Яру.

Он чистит ковёр. 

Ночь почти.

- Уборку затеял? - смотрю на щётку в его руках. 

- У Семёна кровь из носа шла, - он сидит на полу, продолжает тереть пятно. - Много. Горничную звать нельзя. Что у тебя? - он поднимает голову. Изгибает бровь.

У меня безумный вид, и я невольно бросаю взгляд в зеркало.

Волосы взъерошены, расстегнутая кожанка на голое тело, штаны застегнул - и то хорошо. 

- Маша, - кратко отвечаю. Смотрю, как он двигает ведро. Достает оттуда вторую щётку и кидает в меня.

Ловлю и ее, и намек на помощь. Спускаюсь на пол, пальцем веду по мокрым щетинкам.

- Я чуть не сорвался, - признаюсь, не глядя на друга. Изучаю темные разводы на синем паласе. - Кажется, воду холодную надо, - запускаю палец в ведро, проверяю температуру. - Тогда только отмоется.

- Что с Машей? - он трет палас. 

Ничего утешительного.

- Не могу я уже, - с ожесточением вожу щеткой, выпускаю злость. - Почти попробовал. Помешали. Какая-то бабка-соседка прискакала. Начала орать, что ей по батарее колотили. Разборки устроила. 

- А ты? 

- Уехал сразу. 

Молча чистим ковер. 

Мне стыдно.

Понимаю, что я едва его не подставил, я не должен эту девушку трогать, она для Яра.

Но крышу срывает конкретно.

Долбить кочергой по батарее - чокнутая. Где она кочергу-то взяла. Чего добивалась - неясно, но какая же красавица. Меня так не тянуло раньше. Я живу там больше недели. Может, две. И знал, что сдержусь, не трону.

А сегодня...

- Я туда не вернусь, - макаю щётку в ведро. - Если увижу ее. Трахну.

Он от моей откровенности задевает ведро. Успеваю подхватить, брызги летят мне на куртку.

Яр смотрит на эти капли, поднимает глаза.

- Ты же не пацан, - он с удивлением стучит пальцем мне по лбу, - нам не по восемнадцать лет давно. 

- Знаю, - отмахиваюсь. Раздражаюсь. - Ты сам-то уверен, что продержишься семь дней? Тогда в подъезде, если бы я не вышел. Ты бы её прямо у стены...

Он швыряет щётку. Отряхивает руки. Задумчиво сдвигает ведро к стене и встаёт:

- С Машей что-то не то.

- Она не оборотень, - жму плечами, поднимаюсь за ним. - Обычная.

- Уверен? - он отходит к окну, выглядывает в темень вечера. - Была бы обычной - ты бы себя удержал в штанах, нет? 

- Так я и удержал. 

- Сам сказал - соседка помешала. 

Шарю по карманам в поисках сигарет. Да, хвала бабке, ее скандал через дверь уронил эрекцию. Что на меня нашло, это тревожно, перед нами устоять не могут девушки, а не наоборот.

- Тебе надо вернуться, - Яр оборачивается от окна. - Ее одну нельзя оставлять. Если она сбежит, или с ней что-то случится. Или подкатит к ней один из этих провинциальных пареньков. И все испортит.

- Раз она до сих пор ни с кем не переспала, - сигарет нет, тянусь к пачке Яра на кровати, - то вряд ли в ближайшие дни это сделает. Она хорошая девочка. 

- Все равно, - он морщится на мои слова. Хорошая девочка ему спать не даёт, знаю, он о ней думает. - Это риск. А мы и так уже вляпались. Упущу Машу - и мне в таком состоянии быстро конец наступит.