повнимательнее смотреть на дорогу, и отыскать дорогой черный автомобиль. Так вышло, что никто не знает номера этой машины, но известна ее марка – этих машин во всем Бигтауне не так уж и много, и ваши ребята быстро узнают ее…

– Я понимаю куда вы клоните. Думаю, это можно организовать. Но я не уверен, что мои ребята будут служить ищейками и, тем более, участвовать в сомнительной погоне за кем-то.

– Я не просто так говорю все это. Кто-то из известных и богатых людей умрет во сне, и если не помешать этому, то череда смертей продолжится.

– Хорошо, я подумаю над этим, но ничего не обещаю.

– Спасибо, инспектор.

Больше говорить было не о чем. Джонсон положил трубку. Он закурил, встал, прошелся по комнате, выглянул в окно – в городе уже была настоящая осень, дождливая, ветреная, серая. Делать было совершенно нечего. Джонсон был в тупике. Он сделал все, что мог, а все остальное теперь зависело от других людей, не в последнюю очередь – от инспектора. Детектив не любил, когда дела складывались подобным образом, и старался избегать этого.

Джонсон еще немного походил по комнате, затем оделся и вышел – он направился к Тиму, у которого сначала хотел посмотреть сон мэра, а затем пропустить кружечку-другую пива. Что делать дальше? А черт его знает. Там видно будет.

23

Тим очень удивился, услышав, что пленку со сном мэра Джонсон получил от самого инспектора. Его брови удивленно приподнимались и во время рассказа о последних разговорах детектива с инспектором. Возможно, такая перемена в поведении инспектора повлияла и на Тима – в этот раз он почти не отговаривал Джонсона смотреть сон. Он просто буркнул что-то бессвязное, и принялся готовить сомнопроектор.

Но теперь сам Джонсон не слишком спешил погружаться в чужой сон, который черти знает во что может вылиться. Он долго сидел и беспрестанно дымил своими вонючими сигаретами, пока, наконец, не посчитал, что уже готов к «заплыву», разместился в кресле сомнопроектора, и через несколько мгновений провалился в сон.

… Сегодня мама улыбается. Она давно так не улыбалась, но в этой улыбке было что-то странное, недоброе.

– Сынок, – мама подозвала меня к себе – сынок, ты помнишь этого человека?

В маминых руках газета, совсем еще свежая, «Бигтаунский вестник». А на самой первой странице напечатана большая фотография лысеющего мужчины, с застывшей самодовольной улыбкой на лице и рукой, одобрительно машущей невидимой толпе.

Мне стало страшно. Это он. Тот человек, что три года назад заманил меня к себе в квартиру, и два дня унижал, избивал, насиловал…

Я, не в силах сдерживать нахлынувшие чувства, заплакал, и даже ласковые мамины руки и поцелуи не могли успокоить меня. Воспоминания о тех страшных днях накрыли меня волной, будто я только вчера пережил весь этот ужас. Но сейчас у меня не возникало мыслей вскрыть себе вены, мне больше не хотелось расстраивать маму собственной кровью. Во мне кипела злость.

– Дорогой, не плач, не надо… Все уже позади. Но мы не будем об этом забывать, потому что тот человек – теперь наш мэр, и он ответит за все то горе, что он нам причинил!

– Мама, а разве плохой человек может стать мэром? – искренне недоумевая спросил я. Ведь так не бывает, что убийца или насильник управлял целым городом!

– Да, сынок, так иногда бывает. Мы не в силах противиться этому, но мы, все-таки, можем кое-что сделать. Полиция нам не поверит, как не поверила тогда, но все газеты с радостью напечатают эту новость! И тогда Бигтаун узнает, что за человек на самом деле его новый мэр!

Мама смеялась, но смеялась со злостью. В этот момент казалось, что она сошла с ума, и от этого мне стало страшно.

Потом мама не вспоминала про этого человека, и я уже свыкся с мыслью, что его поступок останется безнаказанным, а мне придется всю жизнь жить с этой болью в сердце. Но в один дождливый день мама красиво оделась, так же красиво одела меня, и мы куда-то поехали. Скоро мы оказались за городом, в районе, где живут одни богачи – их огромные дома, казалось, все были сделаны из золота, похожи на дворцы королей. Мне было не по себе.

Мы зашли с мамой в один из таких дворцов, и там нас встретил лысый человек. О нет! Это он! Мне стало страшно. Ноги подкосились, в горле встал комок, который мешал дышать. А воспоминания прорвались в мозг, и от этого сильно заболела и закружилась голова. Мир вокруг зашатался, и я почти не осознавал, что делаю, и где нахожусь. Мама увидела это, усадила меня в мягкое кресло, что-то крикнула тому человеку, он принес стакан воды, я попил, и скоро мне стало лучше.

Но в голове все равно шумит, и я не очень хорошо понимаю разговор мамы с этим человеком. Я только слышу обрывки фраз – мама говорит о каких-то журналистах, преступлении, должности, деньгах, она ругается и, кажется, угрожает. Я не могу видеть этого человека, я хочу уйти и забыть обо всем. Я снова плачу…

Но что это? Он достал пистолет! Мама вскрикнула, и он выстрелил. Пистолет не издал ни звука, а мама схватилась руками за грудь, и через мгновение бесшумно упала на мягкий ковер.

– Мама! Мама!..

Меня охватил ужас. Я оцепенел, я не понимал, что происходит. Мама неподвижно лежит на полу, рядом с ней появилась красная лужица. Кровь? Он убил ее!..

– Мама!

Мир заволокло туманом, все звуки пропали, в голове не осталось не одной мысли. Я вижу только маму и лужицу крови. Я хочу бежать, но не могу, ноги и руки перестали слушаться меня. Я хочу кричать, но крик застревает в горле, и я слышу только жалобный хрип. Из глаз льются слезы, но я не замечаю их, видя только маму и лужицу крови…

Этот человек что-то кричит мне, но я ничего не слышу. Он размахивает пистолетом, а я смотрю только на маму. И она не дышит, а лужица крови становится все больше. Мне страшно. Мое тело бьет озноб, а по ногам потекло что-то теплое…

Он утащил маму в другую комнату, а я все не могу пошевелиться. Я ничего не чувствую, и только плачу. Вот он вернулся. Что-то кричит мне, размахивает пистолетом. Стреляет. На правой ноге вдруг сама собой разорвалась штанина, и по ней начало расползаться