– Это один из моих секретов. Наверное, в детстве вы пробовали апельсиновый конфитюр. Мне он тоже не нравится. Лимонный намного лучше. Я привезла его из Лондона.

Он прищурился:

– И где вы держите банку?

– Ну, это секрет. Не скажу ни за что.

– Ни за что? – Дэн встал, резко отодвинув стул. Упершись руками в бока, он уставился на нее.

О нет. Опять этот влекущий, чувственный взгляд. Тот же самый взгляд, который уже породил у нее разные ненужные мысли.

Он очутился около нее. Он ничего не сказал, не спросил – он просто взял в ладонь ее щеки и завладел ее ртом.

Но этот самоуверенный поступок не вызвал у нее недовольства. Напротив, все ее тело охватил жар.

Прошедший год был очень одиноким. Больше чем одиноким. Это был мрачный, ужасный год, а порой даже страшный.

Иногда черное облако смыкалось вокруг нее и, как бы она ни сопротивлялась, никак не хотело рассеиваться.

Впервые с тех пор она ощутила что-то еще, отличное от отчаяния. От беспомощности.

Возможно, у нее просто оголены нервы и взыграли гормоны.

Она хочет ощущать на своих губах губы Дэниела Купера. Хочет, чтобы руки Дэниела Купера обнимали ее, касались кожи, гладили по щеке…

Она обвила руками его шею, чувствуя его руки у себя на голой спине. А что, если его пальцы опустятся ниже? Или поднимутся наверх? Что ей понравится больше?

Из угла комнаты раздался вопль, и они отскочили в стороны.

Ребенок. Ей надо подойти к колыбельке.

– Я сам, – сказал Дэн, не отнимая рук с ее бедер.

– Но вы прошлой ночью не отходили от него. – Она дотронулась до его плеча. – Дэн, вы измучены. Вам надо выспаться.

Он кивнул:

– Я посплю, но сначала вы поешьте. Заканчивайте завтрак, а потом смените меня.

Кэрри перевела взгляд на тост, щедро смазанный маслом и конфитюром, и дымящуюся кружку чая. Сколько у нее уйдет на это времени? Пять минут. После этого она сменит Дэна на большую часть дня.

У него круги под глазами. Ясно, что ему необходимо поспать несколько часов. Справится ли она с Авраамом одна? А вдруг что-то случится? Или она сделает что-нибудь неправильно?

Когда Дэн рядом, ей спокойнее. Пусть он и сказал, что у нее все здорово получается, она все-таки не уверена в своих силах.

Маленькая кофточка висела на спинке колыбели, и Кэрри тут же поняла, как ей решить свою задачу. Ну конечно! Она знает, как ей поступить, – они с Авраамом навестят миссис Ван-Дайк. Хотя миссис Ван-Дайк дама пожилая, у нее огромный опыт воспитания детей. Она может дать совет.

Кэрри посмотрела на Дэна. Он уже вынимал бутылочку изо рта Авраама. Малыш действительно быстро наедался. Как бы его взвесить?

– Ваш Интернет еще не работает?

Дэн пожал плечами:

– Не проверял. А что?

– Узнать бы, как можно без весов взвесить ребенка. Вдруг мы даем ему недостаточно молока, он быстро все проглатывает, а потом его мучают газы.

Телеведущая без конца повторяла то же, что и несколько дней назад. На экране – машины, утонувшие в сугробах, поваленные деревья в Центральном парке, аэросъемка улиц, занесенных снегом, люди, которых спасает полиция и даже вертолеты. Такое впечатление, что за два дня почти ничего не изменилось. Голос диктора начал раздражать.

Дэн указал на телевизор:

– Плохие новости. А… вот и хорошие.

«Общественные кухни разбиты по всему Нью-Йорку. Последнюю открыли в Нижнем Ист-Сайде около парка Сары Д. Рузвельт. Местные жители рады возможности получить еду и обогреться».

Камера показала группу детей вокруг огромного снеговика, а также несколько человек с чашками чего-то горячего в руках.

– О, какой большой снеговик. Не может быть, чтобы его слепили дети, – они не дотянутся до верха.

– Захотелось тоже слепить снеговика? – засмеялся Дэн.

– Наверное. Не припомню, когда в последний раз я этим занималась. Лет в десять, кажется. У меня дома в Лондоне нет даже сада.

Дэн переложил Авраама с одной руки на другую и подошел к окну:

– У большинства здешних домов тоже нет сада. Вы уже побывали в парке на Вашингтон-сквер?

Кэрри тоже подошла к окну и посмотрела на заснеженный переулок:

– Даже если у нас появилась бы возможность добраться туда, мы бы этого не сделали. – Она дотронулась до крошечной щечки Авраама. – Мы никуда не сможем взять его с собой: у него нет ни подходящей теплой одежды, ни курточки, ни комбинезона. А это значит, что мы застряли здесь.

Ей не следовало этого говорить. Она тут же пожалела, что не прикусила язык. У Дэна напряглись спина и плечи. За долю секунды обстановка изменилась.

– Да, поступки других людей отражаются на всех нас.

Кэрри держала ручку Авраама – малюсенькие пальчики переплелись с ее пальцами.

– Дэн, мы ничего не знаем. Абсолютно ничего.

Он резко повернулся к ней лицом:

– Да нет, мы знаем. Посмотрите на него. Посмотрите на этого беспомощного кроху, оставленного на холоде практически без одежды. Кэрри, он мог умереть. Мог.

– Не надо. Не говорите так. Не могу и не хочу даже думать об этом. Почему вы так категоричны, Дэн? Вам же приходилось многое повидать на своей работе. Вы должны быть более сострадательны к людям. Не судить их так строго.

– Я не сужу, – оборвал он ее, да так громко, что Авраам вздрогнул.

– Судите. Судите очень строго. Я это поняла, как только нашла Авраама и принесла его к вам.

Он открыл было рот, чтобы осадить ее, но сдержался.

Кэрри рассердилась. Она не хотела, чтобы Дэн от нее что-то скрывал. Почему не скажет ей, что он на самом деле чувствует? Они могут не соглашаться в чем-то, но это не важно.

– Дэн, ну, говорите же, в чем дело.

– Не стоит, – сквозь зубы процедил он.

Она приблизилась к нему. Ее лицо было прямо у него под подбородком. Он зол. Она это видела, но совсем не испугалась.

– Итак, вы можете зацеловать меня до смерти, а сказать, в чем дело, не можете?

Дэн подошел к колыбели, положил Авраама и провел рукой по своей короткой шевелюре, а затем по небритой щеке.

– Кэрри, не будем об этом.

– Почему? Это ведь нормально – не соглашаться во всем. Я просто не могу понять, почему человек, который рискует жизнью ради незнакомых ему прохожих на улице, не в состоянии выказать хоть чуточку сострадания к женщине в отчаянном положении. – Кэрри указала на колыбель. – Ни одна женщина в своем уме не подкинет ребенка. Не сделает этого без серьезной причины. Готова поклясться, что она сейчас лежит напуганная своим поступком и плачет.