Но старую даму было не провести. Она, продолжая улыбаться, смотрела на Кэрри выцветшими серыми глазами, как бы оценивая, подходит ли Кэрри Дэну.

– Кое-что мне нужно, – медленно произнесла миссис Ван-Дайк. – Сухое молоко – в магазине наверняка закончилось свежее. Шоколадное печенье. И еще несколько баночек супа.

– А какой суп вы любите?

– О, не беспокойтесь. Дэниел знает, что купить.

В ее словах прозвучала искренняя привязанность к Дэну. Кажется, они знали друг друга очень давно и были хорошими друзьями. Но Кэрри решила не забивать себе этим голову и переключила свое внимание на Авраама. Ребенок вполне умиротворенно лежал на коленях миссис Ван-Дайк.

– Вы справляетесь с ним намного лучше, чем я, – сказала Кэрри. – Может, вы дадите мне какой-нибудь совет?

Миссис Ван-Дайк подняла голову:

– Совет? Зачем вам советы?

– Потому что я не очень-то хорошо справляюсь. Его мучают газы, и полночи он кричит. Я понятия не имею, сколько он весит, поэтому я не знаю, достаточно ли мы даем ему молока. В этом детском питании трудно разобраться.

Миссис Ван-Дайк ласково ей улыбнулась, а Авраам ухватил своим крошечным пальчиком ее шишковатый палец.

– Я уверена, что вы справляетесь намного лучше, чем думаете. В нем около шести фунтов.

– Как вы это узнали? – изумилась Кэрри.

– Я просто знаю, – с улыбкой ответила миссис Ван-Дайк. – Годы опыта. Мне кажется, что он родился на несколько недель раньше. – Она дотронулась до личика Авраама. – Желтизна пройдет через день-другой. Вы держите его у окна, чтобы на него падал дневной свет?

Кэрри кивнула:

– У Дэна есть знакомая – она педиатр в детской больнице. Она сказала, что мы должны делать. Хоть бы, наконец, мы смогли отвезти туда ребенка, чтобы его осмотрели.

– Что его осматривать? С ним все в порядке. А газы… Он же новорожденный. Это пройдет. – Миссис Ван-Дайк просунула руки под плечики малыша и приподняла его. – О, это большое испытание – приспособиться к внешнему миру. Всего несколько дней назад он уютно лежал в темном коконе и ему не надо было прилагать никаких усилий, чтобы получить еду. А сейчас он учится делать это сам.

Кэрри вздохнула:

– Хорошо бы и Дэну так рассуждать.

Миссис Ван-Дайк бросила на нее быстрый взгляд:

– Рассуждать о чем?

Кэрри показалось, что в голосе старушки прозвучало желание защитить Дэна. Миссис Ван-Дайк знала Дэна, когда он был еще мальчиком. Что ей известно о нем?

Кэрри снова вздохнула:

– Дэн считает, что матери Авраама было на него наплевать. Он считает, что она, должно быть, наркоманка.

Плечи у миссис Ван-Дайк дрогнули. Кэрри укорила себя за то, что употребила слово «наркоманка» такой пожилой женщине.

Но та всего лишь покачала головой:

– Нет. Его мать не была наркоманкой.

Кэрри откинулась на кожаном диване, который, хотя и выглядел древним, оказался не развалюхой, а вполне удобным, в отличие от совсем не древнего дивана Дэна. Сколько же людей отдыхали на нем за многие годы, положив руки на подлокотники и слушая мудрые речи миссис Ван-Дайк?

– Тогда что же случилось? Представить себе не могу. Я перебрала в уме все причины, которые заставили бы женщину отказаться от ребенка. Но ни одна меня не убедила, – сказала со вздохом Кэрри.

– Не у каждой женщины была такая жизнь, как у вас, Кэрри. – Слова прозвучали очень тихо, и в них слышался пережитый многолетний опыт.

У Кэрри на глаза навернулись слезы, голос задрожал.

– Вы так сказали, будто у меня была прекрасная жизнь.

– Было по-другому?

– По-другому. В прошлом году я потеряла дочь. Она родилась мертвой. Я приехала в Нью-Йорк, чтобы скрыться от воспоминаний. Чтобы скрыться от детей.

Миссис Ван-Дайк несколько минут молчала, потом заговорила неторопливо и размеренно:

– Выходит, у нас с вами одна сердечная боль – потеря ребенка. Но я все же побыла вместе с Петером. Мне очень жаль вас, Кэрри. У вас такой возможности не было. – Она сказала это искренне, взвешивая каждое слово.

И хотя миссис Ван-Дайк не была для нее близким человеком, эти слова принесли Кэрри облегчение. Может, она сама виновата в том, что долго не находила утешения, не желая ни с кем делиться своим горем. Сейчас, в Нью-Йорке, два незнакомых человека проявили к ней искреннее сострадание.

– У вас ведь было пятеро детей?

Миссис Ван-Дайк кивнула:

– Петер был моим младшим. Дэвид, Рональд, Анна и Лизбет… у всех теперь свои семьи.

– А кто-нибудь из них живет в Нью-Йорке?

– К сожалению, нет, – с грустью в глазах сказала миссис Ван-Дайк. – Дэвид в Бостоне, Рональд в Вашингтоне. Лизбет вышла замуж за голландца и вернулась в Нидерланды. А Анна нашла себе ковбоя и живет на ранчо в Техасе. Она без конца уговаривает меня переехать к ней и жить с ее семьей. – Теперь глаза миссис Ван-Дайк смотрели с гордостью. – У нее чудесный дом и чудесная семья. Но для меня в Техасе слишком жарко. Я навещаю их. Дэниел отвозит меня в аэропорт, и я остаюсь у Анны почти на всю зиму. Но Нью-Йорк – мой дом. И всегда будет моим домом. – Она замолчала, потом посмотрела на Кэрри. – И здесь Петер. Я никогда не оставлю своего сына.

У Кэрри по коже словно пробежал миллион микроскопических гусениц.

Руби. Маленькая белая табличка на кладбище в Лондоне. Она была там накануне отъезда. Положил ли кто-нибудь туда цветы, пока ее нет? Маловероятно.

Волна сочувствия к миссис Ван-Дайк охватила Кэрри. Наверное, ей следует чувствовать себя виноватой за то, что она приехала в Нью-Йорк. Но она чувствовала только печаль. Ее талисманы в коробке наверху и у нее в сердце, а не на белой табличке рядом с сотнями других.

Голос миссис Ван-Дайк донесся откуда-то издалека.

– Кэрри, вы должны помнить, что наши дети принадлежат Богу. Они посылаются нам на время с небес. Иногда Бог призывает их к себе скорее, чем мы того ждем.

Мудрые слова. У этой женщины ушли годы, чтобы пережить смерть маленького сына, но ясно, что рана еще и сегодня свежа и болит. Но ей помогает вера, разумное объяснение того, что происходит в мире.

Кэрри встала с дивана и опустилась на колени около кресла миссис Ван-Дайк:

– Тогда почему не насладиться этим драгоценным временем? Зачем пропускать первое кормление, первую улыбку? Ведь все это слишком дорого и так быстро проходит, чтобы легко от этого отказаться. Не могу поверить, что матери Авраама это безразлично. Не могу поверить, что она не задумываясь подкинула его.

– Это печальный мир, Кэрри. Но иногда приходится признать, что не у всех такие же высокие моральные устои, как у вас и у меня.