голос у Джейса и упала в обморок. Возможно, это как-то связано с этим, но даже не знаю, что это был за голос.

Я смотрю на стопку книг рядом с собой, задаваясь вопросом, может ли какая-нибудь из них помочь мне понять, что это был за голос. Тут же морщу нос при мысли о том, чтобы прочитать больше монотонных сведений о каждом существе, которое когда-либо существовало на земле.

— Эй, книга, мне нужно найти лучший способ получить ответы на некоторые вопросы, — бормочу я. — Должен же быть более быстрый способ сделать это… — я бросаю взгляд на свой телефон на прикроватной тумбочке.

Х-м-м… Я могла бы позвонить Джексу. Возможно, он что-то знает об этом голосе. И перед тем, как я покинула Академию, он дал мне свой номер и сказал, что я могу позвонить ему, если понадобится. Но сказал бы он мне, если бы что-то знал? Джекс наотрез отказался отвечать мне, когда я спросила его о слове «элект». С другой стороны, попробовать не помешает.

Я сажусь, беру телефон и набираю номер.

— Привет, — он отвечает после четырёх гудков, в его голосе слышится явное замешательство.

— Эм, привет, это я. — Когда в трубке воцаряется тишина, я добавляю: — Алана… Эйвери.

— Спасибо, что добавила фамилию, иначе я бы никогда не узнал, какая именно Алана. В моей жизни их слишком много.

После долгих дней, наполненных скорбью и плачем, его сарказм подобен глотку свежего воздуха.

— Ну, иногда ты немного медлителен, — шучу я, облокачиваясь на спинку кровати, — поэтому решила облегчить тебе задачу.

— Как великодушно с твоей стороны, — отвечает он лёгким, почти игривым тоном, который звучит странно неуместно для него.

— В тебя, случайно, никто не вселился, пока меня нет?

— Нет. Почему?

— Потому что у тебя сейчас странно счастливый голос.

— А как именно звучит «странно счастливый» голос?

— Когда ты счастлив, как сейчас.

— То есть, ты хочешь сказать, что это странно, когда я счастлив? — в его тоне слышится веселье.

Я вытягиваю ноги, подавляя зевок.

— Да. Обычно ты всё время угрюмый и в плохом настроении.

— Эй, не всегда, — возражает он. — Только большую часть времени.

— Хорошо, тут ты прав.

— Боже, спасибо. Теперь я чувствую себя таким особенным.

— Всегда пожалуйста.

Широкая улыбка на моём лице совершенно неожиданна и заставляет меня чувствовать себя виноватой. Могу ли я улыбаться? Мне не кажется, что я должна волноваться, особенно учитывая, какой расстроенной выглядела моя мама, когда выходила из комнаты.

И тут моя улыбка угасает.

— На самом деле, я позвонила, чтобы попросить об одолжении, — я быстро меняю тему, пока не заплакала.

— Ладно… что случилось? — он, кажется, сопротивляется.

— Ничего особенного. Мне просто нужна информация о том, что произошло сегодня, — говорю я и вкратце рассказываю ему о том, что произошло у Джейса.

— На что был похож голос? — спрашивает он, когда я заканчиваю.

Я грызу ноготь большого пальца.

— Честно говоря, это звучало как-то механически, словно в записи.

— Скорее всего, это была просто запись, — уклончиво предполагает он.

— Но я слышала его только в своей голове, — замечаю я. — Всё было у меня в голове.

— Может быть, это игра твоего сознания, или твоя вторая сущность, — весело говорит он.

Я закатываю глаза.

— Советуешь мне меньше есть сладкое? Потому что единственное, чего мне сейчас хочется, — это шоколад и кикбоксинг.

— Кикбоксинг? Серьёзно?

— Что? Это помогает мне опустошить мозг, ясно?

— Хорошо. — Повисает долгая пауза, прежде чем он снова заговаривает, в его тоне слышится осторожность:

— Как ты?

Я хмурюсь от такого поворота разговора.

— В порядке, наверное.

— Хорошо. — Похоже, ему так же неуютно, как и мне. — Ты…? Тебе что-нибудь нужно?

Я сжимаю губы и глубоко вдыхаю, пытаясь успокоиться.

— Да, скажи мне, что, по-твоему, может означать этот голос.

Он вздыхает.

— Я уже высказал тебе несколько идей, и, кроме этих, у меня нет никаких предположений.

— Ты же знаешь, что я в курсе, когда ты врёшь, да?

— Чушь собачья. — В его тоне слышится веселье, смешанное с раздражением. — Ты знаешь меня всего неделю. И понятия не имеешь, лгу я или нет.

Я переворачиваюсь на живот.

— Не хочу тебя расстраивать, но ты как открытая книга.

Он фыркает от смеха.

— Большинство людей обычно говорят обо мне обратное.

— Ну, у большинства людей нет дара чтения людей вроде тебя.

— Или, может, ты просто издеваешься надо мною прямо сейчас.

— Возможно. А может и нет. Может, я вас всех раскусила.

— Никто меня не раскусил, — бормочет он скорее себе под нос.

В трубке повисает тишина.

— Хорошо, — сдаётся он, и на моем лице появляется улыбка. — Но ты уверена, что хочешь знать, что, по-моему мнению, это был за голос? Потому что всё действительно плохо. — От его зловещего тона по моему телу пробегает холодок.

— Насколько плохо? — спрашиваю я.

— Типа, жизнь меняется очень быстро и круто, — отвечает он.

— Для меня?

— Нет, для твоей тети или двоюродной сестры. Всё зависит от того, для кого был предназначен этот голос.

Я проглатываю подступающую к горлу тошноту. Смогу ли я вынести ещё какие-нибудь плохие новости? Боль в груди и жжение в животе умоляют повесить трубку, не слыша ответа, но я никогда не относилась к тем, кто убегает от правды. Хорошо это или плохо, я предпочитаю знать, чем жить в мире, сотканном из лжи.

— Скажи мне, что, по-твоему, это такое, — шепчу я.

Он разочарованно вздыхает.

— Сгустки энергии. По сути, они сдерживают человека от превращения.

Я сглатываю.

— Как именно это работает?

— Возьмём, к примеру, ситуацию, когда кого-то укусил оборотень, и он хотел сделать всё возможное, чтобы не поддаться всепоглощающему гневу и не захотеть убивать. У него может быть этот