Начальник Управления противовоздушной обороны РККА командарм 2 ранга А.И. Седякин будет арестован в декабре 1937 года (его соперник еще успеет позлорадствовать по этому случаю) по обвинению в участии в военном заговоре и приговорен к расстрелу. Валентину Александровну Дыбенко-Седякину арестуют одновременно с мужем и расстреляют.

В истории с Седякиным и своей бывшей женой, Дыбенко показал себя с самой неприглядной стороны. Ну, ушла от тебя жена, что ж теперь надо поливать грязью и ее, и того, кого бывшая жена предпочла тебе? Ладно бы, Дыбенко все еще был в нее влюблен, но ведь к этому времени у Павла Ефимовича была уже новая семья. Зачем же гадить другим людям? Но именно в этих мелких кляузах на Седякина и свою бывшую жену и есть весь Дыбенко.

Ну, а как связи Дыбенко с друзьями-немцами и участие в политических интригах в это время? Может быть, после возвращения из Германии, он одумался и порвал со своим не слишком достойным прошлым? Из показаний П.Е. Дыбенко на допросе: "После возвращения из Берлина связь на квартире моей бывшей жены Кузнецовой проживал работник немецкой секции ИККИ Рудольф Граубман. Был с ним знаком, т. к. иногда посещал свою бывшую жену. Весной 1934 года, когда я уже командовал Приволжским военным округом, позвонил мне на квартиру в Куйбышев, и я принял его. Он заявил, что прибыл по поручению Шпальке и он является представителем германской разведки, им я принял его. Потребовал материалов о состоянии войск военного округа, дислокации частей, мобпланы, боеготовность, вооружение, оценка политико-морального состояния, подробности об отправке трех дивизий в Прибалтийский военный округ, информацию о деятельности правых и лично о Егорове. Граубман поручил мне связаться с их агентом помощником начальника политотдела 12-го корпуса Плау и через него держать связь с немецко-фашистской организацией в немецкой национальной дивизии и в республике немцев Поволжья. Помимо этого я связался с секретарем партийной организации в республике немцев Поволжья Фрешером. Осенью 1935 года, будучи в Москве, я встретился с Граубманом в гостинице "Националь". Сообщил о нашей антисоветской деятельности, о деятельности Егорова и Буденного, сообщил данные о результатах полевой поездки в Белорусский военный округ на Слуцкое направление, о состоянии дотов, узлов связи, материальной части, полевых аэродромах, посадочных полос, об отсутствии укрепрайонов на этом направлении. Так же я передал и две схемы: схему Бобруйского узла и систему шоссейных дорог. В мае 1936 года, будучи на отдыхе в Барвихе, я связался с Граубманом. Встретившись с ним на берегу реки Барвихи, я сообщил об оперативной военной игре, проходившей в феврале 1936 года, численности дивизий Белорусского военного округа, отсутствии увязки планов взаимодействия фронтов, что планы наступления не обеспечены вторыми эшелонами, а танковые и мехчасти имеют колесные танки, что снижает их маневренность, о проблемах с тылом. Сообщил, что главные силы РККА могут быть введены в действие только на восьмые сутки после отмобилизации. В том же 1936 году Граубман был арестован органами НКВД, и моя личная связь с немцами прекратилась".

Из показаний П.Е. Дыбенко на допросе от 15 марта 1938 года: "Находясь на Волге с конца 1933 года до середины 1937 года, я установил личную связь с руководством организации правых на Урале и в Саратове — персонально с Кабаковым и Криницким. О них, как о руководителях областных организаций правых, я знал от Файзуллы Ходжаева и поэтому счел возможным идти на связь с ними. Как и Егоров, я был лично связан с Бубновым. Встречался с ним во время своих поездок в Москву на заседания Военного Совета.

В январе 1936 года в доме отдыха "Морозовка". В один из дней туда приехали Рыков, Бухарин, Пахомов (наромвод) и все вместе отправились на "лыжную вылазку". На обратном пути, около трех километров я шел вместе с Рыковым. Он подробно расспрашивал о военном округе, в частности о взаимоотношениях с Кабаковым. Я, зная от Егорова, о его связи с Рыковым и об осведомленности последнего обо мне, как о правом, решил лично откровенно поговорить с ним. Я ответил Рыкову, что характер моей связи с Кабаковым ему должен быть хорошо известен от Егорова. Рыков улыбнулся:

— Что ж, если хотите поговорить откровенно, давайте разговаривать!

После этого, он подробно расспросил меня, и я подробно проинформировал его о моей работе по линии правых в Приволжском военном округе. Выслушав меня, Рыков заявил:

— Что ж, продолжайте действовать, как действовали до сих пор. История это зачтет Вам, учтите только, что нужно соблюдать сугубую конспирацию, дабы не провалить наше дело и не выявить себя раньше срока.

Потом Рыков сказал:

— Зачем Вы петушитесь и фрондируете против Тухачевского? Вы ведь знаете от Егорова и Буденного об установке нашего центра на привлечение всех сил в борьбе против Сталина. Тухачевский может быть нам весьма и весьма полезным. Мы не имеем права из-за личных отношений отталкивать и становиться во враждебные отношения к такой реальной силе, как организация Тухачевского.

На это я ответил:

— На сегодняшний день наши враждебные отношения с Тухачевским — это пройденный этап. Егоров уже установил тесный контакт с Тухачевским и все разногласия между нами сгладились.

Рыков снова улыбнулся:

— Ну, начет того, что все расхождения сгладились, еще можно поспорить. Считайте, что в борьбе за власть эта группа когда-нибудь еще будет с нами драться и, идя на союз с ними сегодня, и мы должны крепить свои силы, чтобы завтра не остаться у разбитого корыта.

Тут к нам подошла дочь Рыкова и другие, и беседа закончилась".

* * *

Когда нам сегодня рассказывают, что злые следователи НКВД сами сочиняли показания подследственных, а потом силой заставляли их все подписывать, возникает вопрос, откуда и каким образом эти следователи могли знать массу мельчайших деталей, которые сообщали в своих показаниях эти подследственные? Из показаний П.Е. Дыбенко на допросе от 25 марта 1938 года: "В Среднеазиатском военном округе я завербовал комдива Гросберга, которого затем взял с собой в Приволжский округ командиром 11-й кавалерийской дивизии в Оренбурге, связал Гросберга с немецко-фашистской организацией Поволжья. Его комполка немца Берга я выдвинул начальником снабжения 120-го корпуса, а его сменил немец Палло, командовавший ранее немецким полком. По договоренности с Фрешером, я поставил вопрос перед наркомом обороны о передислокации немецкой дивизии в республику немцев Поволжья и переформировании некоторых частей в чисто немецкие. Частично это мне удалось. При помощи Егорова я добился того, чтобы немецкая дивизия была укомплектована исключительно немцами и осталась приписанной по мобилизации к западному театру войны. Однако в данном случае мой план сорвался".

Следователь: Кто вам известен из членов латышской националистической организации?

Дыбенко: Я лично был связан только с Плау. Он мне не называл фамилии участников латышской организации. Говорил о том, что ею охватывается довольно широкие слои латышских эмигрантов из Латвии в СССР, оставшиеся с периода Гражданской войны. Он говорил, что организация имеет в своем руководстве ряд лиц, занимающих крупное положение в РККА и в государственном аппарате, и, что латыши, несмотря на свою относительную малочисленность, являются серьезной силой, которая, как выразился, Плау, во время войны покажет себя в деле поражения РККА. Плау назвал мне лишь из числа руководителей начальника разведуправления РККА Берзина и председателя Центрального совета Осоавиахима Эйдемана. С конца 1934 года началось сближение нашей организации правых в армии (Егоров) и военных заговорщиков Тухачевского. Об окончательном установлении блока с военными заговорщиками я узнал от Егорова в 1935 году. Во время своего приезда в Москву, а в 1936 году лично в этом убедился. В 1936 году, возвращаясь из дома отдыха "Сосны" к себе в Приволжский военный округ, я за пару часов до отхода поезда заехал на квартиру к Егорову и застал там Тухачевского. Оба они были подвыпивши, неоднократно поднимали друг за друга тосты, целовались, расхваливали друг друга и снова целовались. Тухачевский, обращаясь ко мне, заявил: