Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Келл обернулся к Инмори, чтобы пожелать ей спокойной ночи, и от удивления у него отвисла челюсть. Женщина сидела около своей собаки уже в совершенно другой одежде, а вокруг лагеря курились благовония, отпугивающие насекомых.
— Как ты это сделала? — после минутного потрясения выдавил он. Он точно помнил, что Селестия с собой не взяла ни одной сумки. Тем не менее, у нее каким-то образом нашлись благовония и сменная одежда.
Бессмертная открыла глаза, подняла руку ладонью вверх, и в ладони тут же появилась пиала для чая из хижины. Еще через мгновение она исчезла так же внезапно, как и появилась. Келл ошарашенно вперился взглядом в пустую ладонь наставницы.
— Я и не знал, что ты так можешь… — растерянно проговорил он.
— Материализация и дематериализация существующих предметов. Я могу в любое время взять любой предмет из любого своего дома или места, где я была. С животными и людьми так не пройдет, потому что у живого организма слишком сложная и хрупкая организация.
Келлгар какое-то время переваривал услышанное, затем нахмурился и заговорил голосом обиженного ребенка:
— Так значит, я мог бы и не тащить с собой одеяло и одежду…
— Если за тебя все будут делать другие, ты ничему не научишься. Расстрою тебя заранее и скажу, что перемещать предметы не в твоих силах. Так что отстань от меня и иди спать.
— Но ты могла бы хотя бы…
— Нет. Спать.
Мужчине ничего не оставалось, кроме как послушаться. Он покорно отправился к своему одеялу у костра. Пока от углей шел жар, было не холодно, но так непривычно. В бока впивались корешки и неровности почвы, где-то неподалеку слишком громко кричали ночные птицы, и ко всему этому примешивался неумолчный стрекот цикад и комариный писк.
— У тебя не найдется случайно палатки? — без особой надежды сделал последнюю попытку Келл, но Селестия, как всегда, оставалась непреклонна.
— Нет. Спи уже.
— Сколько у тебя домов и почему ты живешь в хижине, если можно жить где угодно?
— Ты сегодня не в меру надоедлив, мальчик. Каждые пятьдесят лет я меняю место жительства, чтобы никто ничего не заподозрил, так что шестнадцать.
— Так много… А где? Наверно, по жилищу в каждой стране?
— Достаточно, ты меня утомил.
Она легла на землю, положив голову на своего пса, а Келл вздохнул и перевернулся на спину. Сквозь ветки на него смотрело звездное небо, такое чистое и глубокое. Когда-то Инмори учила его читать созвездия. Она рассказывала что-то о телах из замороженной воды, металла или газа, но так сложно было поверить, что эти с виду одинаковые светящиеся точки на самом деле огромные и разные, и что они не светятся, а лишь отражают свет.
Едва Келлу удалось погрузиться в блаженное забытье, как его бесцеремонно растолкали. Кое-как продрав слипающиеся глаза, он увидел над собой Инмори. Точнее, ее силуэт в предрассветном сумраке. Спросонья он плохо соображал, поэтому лишь спустя пару минут до него дошел смысл слов Инмори:
— Тебе нужно продолжать обучение.
К тому моменту, как Келл подошел к Селестии, зябко кутаясь в плащ, она уже расставила в круг и подожгла благовония. Их дым клубился во влажном утреннем воздухе и смешивался с молочно-белым туманом, и эта белая пелена покрывала все вокруг густым слоем у самой земли толщиной в фут или два.
Келлгар уселся напротив своей духовной наставницы, положил руки на колени и принялся дышать, как его учила Инмори. Малыша нигде не было видно. Бессмертная сидела, скрестив ноги, и следила за своим воспитанником. Он дрожал от холода и из-за этого не мог настроиться на нужный лад, но упорно дышал и пытался расслабиться.
Прошло немало времени прежде чем согревающие благовония и размеренное дыхание возымели эффект и Келл погрузился в транс. Малыш тем временем вернулся с добычей в окровавленной пасти и Бессмертная смогла приступить к приготовлению завтрака. Она готовила не просто так — она бы никогда не стала готовить от нечего делать. Особенное мясо служило определенным целям. Келлгару такие завтраки помогали в развитии его способностей, а для Новы давали силы, чтобы окрепла ее утроба.
Бессмертная вырезала несколько кусков из молодой человеческой тушки — не старше семи, обязательное условие — и умудрилась даже не запачкаться кровью. Остатки с удовольствием доел пес. Инмори едва повела пальцем — и камни посреди пепла от вчерашнего костра раскалились. Она кинула на них куски мяса и приправила неведомо как оказавшимися в ее руке специями. Жир аппетитно заскворчал на горячих камнях и совсем скоро воздух наполнился соблазнительными запахами.
Инмори щелкнула пальцами перед носом Келла, через ткань палатки пнула ногой Берта со словами:
— Подъем!
Келл встряхнул головой, ему потребовалось какое-то время, чтобы осознать, где он и кто он, но запах жареного мяса быстро привел его в чувства. Пока из палатки доносилась недовольная утренняя возня, Келл уже уплетал свою порцию. Вскоре на запах подтянулись и остальные, растрепанные и сонные.
— Чего так рано-то? — пробурчал Берт, а Нова только потерла заспанные глаза.
Селестия-Инмори, как и в большинстве случаев, проигнорировала вопрос.
— Сегодня на ночь мы снова остановимся у реки. Можно не брать много воды. Живее собирайтесь и выдвигаемся.
Пейзажи не отличались разнообразием. Они проезжали бесконечно сменяющие друг друга поля и леса, одинаковые и скучные, по пути встретили парочку деревень и миновали их стороной. Им попалось несколько разрушенных поселений с покрытыми мхом остатками фундамента и остовами построек, изъеденными временем и погодой. Эти покинутые, забытые всеми деревни напомнили Келлгару о доме и о том, что он недавно совершил во имя справедливости. Снова вернулось то чувство вины за содеянное и беспомощности, которое он испытал, когда узнал правду. Он хотел расспросить об этом Инмори, ведь знала же она откуда-то о том, что он сделал. Она всегда все знала, хоть зачастую и не спешила делиться знаниями.
Когда решено было остановиться на ночь, Келл все отирался поблизости от Инмори, не решаясь заговорить с ней. Возможно, где-то в глубине души он боялся правды и не хотел ее слышать.
Берт и Нова возились с палаткой. Они весело о чем-то друг с другом переговаривались и совсем не замечали одинокого, терзаемого сомнениями Келла, который в нерешительности бродил по лагерю. Он в очередной