Я не хочу предавать себя, не хочу продать душу этому дьяволу, раздвинув ноги и приняв в себя… Не знаю какую игру ведет Леон, но я не собираюсь быть ее частью добровольно. Не сломаюсь, не сдамся, не подчинюсь. Никогда. По крайней мере, пока не вспомню его.

— У тебя болит живот, сладкая. Вот здесь все горит и пульсирует, — его пальцы касаются кожи на два сантиметра выше лобка. — Я знаю, как сильно ты хочешь трахаться перед месячными, твои оргазмы становятся феерично яркими, а дырочка — голодной и жадной, выжимающей из меня всю сперму, — продолжает фантазировать порочный безумец, да так натурально, что я начинаю безоговорочно ему верить.

Черт, а ведь он правда, даже про дни моих месячных знает. И пусть я не знаю, какое сегодня число, но чувствую, что они близко.

— Просто скажи, просто признай, что хочешь, чтобы я насадил тебя на ствол и оттрахал, и я это сделаю, Ми, — он наваливается на меня еще сильнее, растягивая, но не осуществляя проникновение. Я натянута как струна. Его мышцы ощущаются такими стальными, а член — твердокаменным поршнем, способным выбить из меня душу, развернуть ее и вернуть обратно.

Тот факт, что я ничего не вижу, сильнее обостряет чувства, все тело бьет мелкой дрожью как в лихорадке. В месте, где соприкасаются наши тела, так жарко как в эпицентре ядерного взрыва.

Мне так хочется прокрутить задницей, впустить его, притянуть к себе. Но я не двигаюсь. Черт, ни на миллиметр. Не выдаю себя, и это стоит мне адовых ощущений.

Я умираю, мать его. Держусь из последних сил, балансируя на грани между непокорностью и капитуляцией.

— Положи руки на мои бедра, — приказывает мужчина. Он ощущается таким большим, таким тяжелым. Внушительным, занимающим все пространство надо мной. — Трахни себя моим членом, приручи его. Пока я не перешел к тому плану, что озвучил тебе пару минут назад.

— Я скорее умру, чем приручу тебя, — язвительно отрезаю. — Ты меня не привлекаешь. Никак. Даже странно, ведь у меня был потрясающий вкус. Как я вышла за тебя замуж? — откровенно издеваюсь, прекрасно понимая, что за это, он может разорвать меня в клочья.

— Довольно разговоров, — несмотря на то, что я его не вижу, уверена, что он оскалился как разъярённый зверь. В следующее мгновение Леон накрывает мои запястья своими ладонями и ведет их по простыни вверх. Что-то шершавое касается кожи, и я слишком поздно понимаю, что это снова веревки.

— Что ты делаешь? Прекрати.

— Раз руками ты работать не хочешь, я найду им более удобное место, — раздается его голос, прежде чем он сцепляет мои запястья с изголовьем кровати. Черт. Мое тело от этого выгибает дугой, мышцы затекают, а все тело покрывается испариной, несмотря на охлаждающий кондиционер.

Нервно выдыхаю, ощущая, что член уже не упирается в мое, готовое принять его, отверстие. Тело простреливает болью от осознания этого факта. Черт, мне нужно кончить, иначе и правда, попрошу его это сделать. Но теперь я не могу даже потрогать себя.

Мучение. Агония. Я сгораю заживо, а Леон подливает масло в этот огонь, наблюдая, как я превращаюсь в пепел.

— Ты так сильно хочешь разрядки, правда? — его дыхание касается моего живота, пупка, опускается ниже. Горячим мужским дыханием обдает губы, спрятанные между бедер. — Матка сокращается и просит член. Твое тело так хочет меня, — словно гипнотизируя, внушает Леон. — Скажи, умоляй, сдайся мне, Ми. Тебе понравится это, как всегда, нравилось.

Я молчу, прикусив язык. Не шевелюсь, продолжая обливаться потом и ненавидеть его.

— Говори, — Леон раздвигает мои ноги шире, и судя по тому, что чувствую дыхание мужчины на своих половых губах, он собирается сделать то, что заставит меня умирать от желания.

— Не хочу. Не смей! — со всей дури лягаюсь ногой, попадая ему, предположительно в плечо. Дикий рык Леона по-настоящему пугает меня, возбуждая одновременно. Во время второй попытки он уже ловит мою лодыжку, его пальцы до боли врезаются в мои икры, лишая всякого желания продолжать борьбу.

— Ангельская внешность и сучий характер — этим ты меня и зацепила, — вновь слышу его голос, ощущая, как он раздвигает мои ноги и сгибает их в коленях. Не проходит и секунды, как я ощущаю, что на них тоже теперь накидывается веревка. Я буквально распята под ним в унизительной позе. А самое ужасное — буквально чувствую, насколько я мокрая. И он это видит, созерцает, и наверняка, довольно ухмыляется.

— Делай уже что хотел, и закончим на этом! — меняю тактику в воздухе, проклиная его за то, что полностью лишил меня методов самозащиты. Подвижным в моем теле остался только таз, и словно читая мысли, Леон прикасается губами к моим тазовым косточкам, мягко целуя.

Неистовый жар опаляет изнутри, когда я понимаю, что его язык находится всего в нескольких дюймах от моего пульсирующего и ноющего клитора. Почти плачу от безысходности, когда Леон мучительно медленно притрагивается кончиком языка самого чувствительного местечка. Пальцами раздвигая складочки, он касается бугорка, пробуя меня на вкус.

— Ты так вкусно пахнешь. Всегда так ахуенно, что действуешь на меня как афродизиак, — почти нежно заверяет Леон, обхватывая чувствительный эпицентр губами.

Не могу поверить, что он это делает. Зачем? Лучше бы изнасиловал, потому что подобные действия действуют на меня как самые жуткие американские горки.

Горячо — холодно. Грубо — нежно. Сильно — плавно.

Я дрожу, и искренне ненавижу себя за то, как реагирует мое тело на его действия. Из меня буквально течет на простыни, и это вызывает стыд, непонимание, отчаяние, боль и горечь.

Мои слова в его сторону расходятся с языком моего тела. Я не припомню, чтобы такое случалось, когда меня пытались развести на секс, прежде.

Стоит мне дернуть руками или ногами — боль в запястьях и лодыжках проявляется, но ласки мужчины заглушают все остальные эмоции. Терпеливо и размеренно Леон ласкает языком мою щель, опускаясь еще ниже. Лижет, сосет, целует, все в идеальной пропорции, сводящей с ума.

— Трахнуть тебя? — мой болезненный всхлип служит ему ответом. Слезы обжигают лицо, я чувствую, как он заполняет меня изнутри, вытворяя самый чувственный танец в моей жизни.

На мгновение, его язык покидает мое отверстие, и я готова взвыть от ощущения несправедливости, боли и дикой пульсации внизу живота, которая ощущается так, словно внутри меня поселился жадный и голодный зверь, погибающий без движений мучителя.

— Прекрати издеваться, — хнычу я, пока Леон растягивает меня пальцами. В первый раз входит один. Когда он покидает меня полностью, мышцы болезненно сокращаются, лишаясь необходимого. На второй