едальню, где Ханс временами трапезничает. Заведение гильдии, но у нас там есть свой человек. Троерост у малого с бумагой сверять при приёме не станут. Угол выделят — будешь, и спать, и жрать там. Поживёшь, поработаешь, пока не объявится. Придёт — подбирай момент и вали. Его. Потом сваливай. Вырвешься из трактира живым — будет тебе счастье. Господин слово держит.

Сомнительный план. Особенно та его часть, где мне удирать. Убить-то возможно, а вот самому уцелеть. Княжичу даже не придётся нарушать данное мне обещание. Легко слово держать, когда знаешь, что получивший его, не придёт за наградой.

— Что за Ханс хоть? Кто? Как выглядит? Что с дарами? Мне нужно знать всё.

Конь прищурился.

— Тебе сколько лет, парень?

— Тринадцать.

— Я так и подумал. Но ты больно серьёзный для своего возраста. Не ссы. Всё расскажем. Ханс, как и сказал господин — правая рука главы гильдии. Чуть больше года назад объявился и сразу принялся всё тянуть на себя. Хитрый жук. Сердолика задвинул. На нём там всё держится нынче.

Я слушал внимательно. Конь подробно рассказывал. Оказывается, Лошадиная морда — ещё тот говорун. И внешность нужного мне человека так доходчиво описал, что всяко признаю при встрече, и про охрану его всё известно теперь — сразу двое с боевыми дарами — и о способностях самого Ханса поведал — тот раз тоже в Бездне бывал и умеет себя незримой бронёй окружать, как мой старый знакомый по прозвищу Бочка.

В общем, ближе к утру я знал всё, что могло понадобиться для выполнения задачи. Осталось решить, собираюсь ли я её выполнять. Засыпая, склонялся скорее к обратному, но посмотрим, как дальше пойдёт.

***

— Наши люди будут наблюдать за трактиром. Не пытайся сбежать. Это станет твоей самой страшной ошибкой, малой. Гильдия воров находит людей куда быстрее имперского сыска. Ты ведь не дурак и всё понимаешь.

— Не дурак, — подтвердил я.

Мы уже выехали из района, где не действовал дар, но Ангус послал проводить нас своего душителя, так что даже, надумай я прямо сейчас прикончить Коня и троих молчунов, это будет сделать непросто. Да и выпрыгивать из полной трупов кареты посреди бела дня у всех на виду… Однозначно поймают. Впрочем, я уже принял решение.

Убивать второго человека в такой грозной гильдии? И ради чего? Ради ножа в спину, если не поймаю нож в грудь при попытке исполнить приказ толстопуза? Ангус избавится от меня в любом случае. Так лучше же я попробую обмануть его первым. Сбежать сложно. Конь прав — скрываться от воров будет даже труднее, чем от имперских служак. Без помощи кого-то могущественного мне не выбраться с острова.

Всё уже обдумал и вижу один единственный шанс. Попробую переметнуться к убийцам. По описанию Коня этот Ханс вселяет в меня куда больше доверия, чем пузатый племянник князя. У меня есть, что предложить гильдии в обмен на услугу. Я ведь не их человек и не связан никаким договором.

— Вон, где на вывеске оленьи рога, — тронул меня за руку Конь, указывая в окно на закрытые двери неприметного двухэтажного дома, над которыми деревянные буквы сверху подпирали большие оленьи рога. — Душитель снял полог. Нельзя здесь палиться. Не вздумай дурить.

“Приют охотника” — гласила рогатая вывеска. Тот самый трактир. Только смотрел я в окно, а перед глазами стояла светящаяся золотая струна, протянувшаяся через всю грудь Коня от шеи до пояса. Это, что сейчас было? Неужто, мой новый дар отыскался?

— Вечером высадим тебя в трёх кварталах отсюда. Дойдёшь сам. Спросишь Свишу. Это — наш человек. Дальше знаешь, что делать.

Ну-ка, прикоснусь-ка к нему ещё раз невзначай. Тронул коленом колено. Ого! Как ярко светится. Даже возраст с отмером слабее. Кстати, сорок два года Коню. А в запасе лишь восемь, ничего сверху нет. Но про что та струна?

Привалился к соседу плечом, покосился. Никаких светящихся нитей. Может, я то, так дар вижу? У Лошадиной морды есть, у молчуна нет. А напротив который? Коснулся ногой — ничего. И четвёртый мой спутник пустой. Надо бы на каком-нибудь другом одарённом проверить. Способность, если это оно, весьма так себе, но и совсем бесполезной её не назвать. Теперь всегда смогу узнать, кто при даре, кто без. Может и пригодится когда.

***

Вечер. В этот раз едем в закрытой повозке. Тут уже окон нет, и лишь свет фонаря, что держит один из безымянных молчунов княжича, позволяет разглядеть лица спутников. Теперь вместе с Конём провожает меня и Зима. Скоро выедем из Императорской глуши. На повёрнутых к друг другу лавках шестерым тесновато. Упираемся в колени соседей своими.

Вот и вернулся дар. Могу всех пятерых положить одним взмахом рук. Или не могу. Кто знает, на что эти двое одарённых способны? У Зимы в груди струна тоже горит. Вдруг, кому-то из них мои клинки нипочём? Ладно, Китя, гони прочь кровожадные мысли. Всё равно убивать их не буду. По крайней мере сейчас.

Но, всё-таки интересно, что за дар у того же Коня? Вот бы как-то узнать. На струне не написано? Шутка-шуткой, а сам присмотрелся. Какие тут надписи? Тонюсенькая, что твоя волосинка. Толщину придаёт ей свечение.

Ой! Приблизилась, раздалась вширь. Я как будто тянусь к ней. Это уже что-то новенькое. Всё растёт и растёт. Даже страшно немного. Свет заполнил повозку.

Где я?! Подворотня какая-то. Впереди из-за ящиков выступают двое хмурых ребят с самострелами. Третий с узкими мечами на поясе держится чуть позади стрелков.

— Принёс?

Наконечники коротких болтов смотрят мне в грудь. В глазах главного из встречающих лёд.

— А ты? — отвечаю я чужим голосом.

Стой! Каким же чужим?! Это голос Коня.

— Сто золотых. Как договаривались.

Мир летит на меня. Мельтешение, брызги крови. Всё кончилось. Та же самая подворотня выглядит теперь по-другому. Три трупа с одинаковыми дырками во лбах лежат на земле. Мои руки… То есть руки Коня, чьими глазами я сейчас смотрю, вытирают о штаны предводителя тройки тонкий обоюдоострый нож.

Вспышка. Я снова в повозке. И я — снова я. Вот так дар…

Не у Коня. С тем понятно — умеет ускоряться, как Клещ. Я про себя. А ведь ещё морщил нос — ерунда, мол, досталась. Ан нет. Не просто наличие дара я вижу, а суть его. Чужое короткое воспоминание, что позволяет понять. Сколько я там пробыл? Секунд десять?

А ведь здесь прошёл всего один миг. Конь, вон, даже не шелохнулся. Как буравил меня цепким взглядом, так и дальше старается