– Туда мы еще не добрались…

1:24–1:27

Крупный план лица молодой женщины, которая говорила на двадцатой секунде. Она только что умерла.

Голос за кадром, А:

– Конечно, это бесит: мы для них как яйца, из которых никто не хочет вылупляться.

Женский труп открывает глаза.

1:28

Чернота.

Голос за кадром, А:

– Мы знали, что грядет война…

1:29–1:33

Мост через реку. Двое зомби самозабвенно целуются, их лица искажаются, так сильно они вжимаются друг в друга. За их спиной кипит яростная битва между мертвецами стоячими и ползучими.

1:34–1:37

Разрушенный офис. Щелкает компьютерная клавиатура.

За кадром голос молодой женщины:

– Кто-то работает.

1:38–1:41

Темная комната. За круглым столом неподвижно сидят трупы, они давно мертвы.

Один из сидящих жив, он дрожит от холода. Кладет перед собой какие-то листы и выдвигает их вперед, как будто предлагая другим на рассмотрение.

1:42–1:45

Каменистый склон холма. Сотни зомби заползают в отверстие старой шахты.

Голос за кадром, А:

– …Но не знали, что гражданская война.

1:46–1:49

Ночь. Неподвижные зомби стоят у проволочной изгороди. За ней изрезанная канавами местность, которая быстро становится невидимой.

Голос за кадром, А:

– Между вторично умершими…

1:50–1:55

Крупный план распухшей плоти. Камера показывает одного зомби, сидящего верхом на другом, как на лошади. Кадр заполняют ползущие мертвецы. Некоторые везут на себе других зомби.

Трудно переставляя руки и ноги, они ползут через заросли сорняков и кучи мусора к городу. Видна проволочная изгородь, вдоль которой ждут стоячие мертвецы.

1:56–1:58

Чернота. Титры.

1:59–2:04

Крупный план, деревянный пол. Гниющая ладонь опускается прямо в центр кадра. Поднимается, исчезает, ее место занимает ступня на подгибающихся пальцах и тоже исчезает.

На их месте остается мокрое пятно и обрывки плоти. Голос за кадром, новый, гортанно булькающий:

– …И ползучими мертвецами.

К верхушке башни над входом в нашу городскую ратушу приколочен металлический знак с надписью «Мечтания всех мужчин». Подножие башни – высокая ступенька над длинной каменистой площадкой, которая отвесным утесом обрывается в бухту внизу и открытое море за ней и откуда, соответственно, можно видеть корабли, когда они приходят.

Ратуша у нас двухэтажная, да плюс башенка – третий этаж; второго такого высокого и большого здания в городе нет. Каждые три дня в большом зале ратуши бывает ярмарка, и тогда мы приходим туда меняться: одеждой, которую шьем сами, – и новой, и той, что нам уже не подходит, – овощами, которые растут на наших огородах, животными, которые попадаются в наши силки, мелкой рыбой, которую мы ловим при помощи сетей, моллюсками, которых собираем в скалах на берегу во время отлива. Другие помещения ратуши служат нам больницей и библиотекой. А еще школой и картинной галереей.

Хотя большая часть рам на стенах картинной галереи содержит изображения, в некоторых заключены цитаты – как с указаниями источника, так и без. Одни написаны от руки выцветшими от времени чернилами, другие напечатаны крупными квадратными буквами, не совпадающими со шрифтами машинок, которыми пользуются на перешейке в наши дни, третьи как будто вырваны прямо из книг, так что фразы оборваны и с начала, и с конца. Конечно, в нашей библиотеке хватает покалеченных книг, несмотря на неусыпный дозор Хоуи, ее служителя, однако эти цитаты вырваны не из них.

Как у большинства из нас, у меня в юности тоже был период глубокого интереса к этим цитатам, можно даже сказать, одержимости ими. Перечитывать их снова и снова, выбирать среди них любимые стало моей страстью. Особенно мне нравилась одна: «Я должен доставить маленькую машинку богатому багдадцу». И еще одна: «Выбор фауны его следующей жизни». Так продолжалось до тех пор, пока в один прекрасный день мой взгляд не упал на крохотную золоченую рамку, висевшую под окном с видом на поленницу. Там мелкими смазанными буквами было написано: «Дальние корабли несут на борту мечтания всех мужчин», а чуть ниже совсем мелко: «Их глаза видели Бога».

Взрослые никогда не рассказывают об этом артефакте детям, но всегда предоставляют им найти его самим. Возможно, смысл ограничения, наложенного на взрослых, как раз в том и состоит, чтобы дать каждому ребенку возможность почувствовать себя первооткрывателем: до сих пор помню, какая дрожь пробежала по телу, когда мои глаза распознали в этой цитате девиз с видавшего виды кованого флага нашего города. На краткий головокружительный миг мне даже поверилось в то, что до меня никто ничего подобного не замечал.

Позже пришло понимание, что именно эта короткая цитата сформировала бытующее у нас отношение к судам, которые посещают наши воды. Конечно же это метафора, и тем не менее все мы привыкли считать, что суда прибывают именно для того, чтобы забрать груз наших надежд и желаний, которые мы лелеем и копим в себе в дни их отсутствия и которыми, как нам хочется думать, пресыщаемся как раз к моменту их появления (хотя в чем именно состоит их суть, многие из нас затруднились бы ответить). Когда корабли снова появляются на горизонте позади нашей гавани, у всех нас точно камень падает с плеч, и мы чувствуем, как сильно измучили нас за это время потаенные мысли.

Суда обычно встают на рейд недалеко от выхода из бухты, где и стоят неподвижно два или три дня, на борту у них горит свет, бортовые иллюминаторы сияют. Когда, по нашим представлениям, их трюмы наполняются доверху, они поднимают якоря и скрываются с нашими желаниями за горизонтом.

Моя мать и мой друг Гэм сильно разочарованы тем, что я не книгочей – они-то как раз оба интеллектуалы. Действительно, библиотека никогда не была моим тайным королевством – мне куда больше нравилось залезть на белесый ствол какого-нибудь дерева на лесной опушке, забрать из птичьего гнезда яйца, проделать в них дырочки, аккуратно выпустить содержимое, а скорлупу раскрасить; или сколачивать убежища из найденных в лесу опавших ветвей. Но после открытия той цитаты немало часов моей жизни прошли именно там за разглядыванием корешков книг на полках. Все впустую: там нет ни одной книги под названием «Их глаза видели Бога», ни среди древних текстов в твердых переплетах, ни среди новой литературы, созданной нашими горожанами при жизни последних нескольких поколений и переплетенных в тонкие дощечки или мягкие обложки из кроличьей или крысиной кожи.

Корабли, которые нас навещают, бывают разные. Иные парусные (сила ветра на наших волноломах и прибрежных скалах такова, что людей, бывало, срывало с них и швыряло прямо в море, а то и на камни внизу, так что там надо быть осторожнее). Большинство все же имеют двигатели, которые изрыгают черный дым, когда суда приближаются к неоконченному предложению. Силуэты кораблей тоже разные – простые и сложные, с одной трубой и с несколькими, с прямыми и скошенными, однопалубные и многопалубные. Встречаются и такие, у которых трубы поднимаются выше, чем мачты у парусных судов, при взгляде на них так и кажется, что они вот-вот перевесят все остальное, и судно перевернется. Есть еще маленькие и квадратные, с трубами в форме перевернутого колокола, как бывали у паровозов – мы знаем о них по картинкам в книгах.