— Никак, — отвечал он беспечно. — Давно уже не было. И вообще: не стыдно ли магу бояться каких-то смырков?

Мы шли дальше. Я крепко держала свой посох — на двух магов вряд ли кто-нибудь нападёт, но смырк, насколько мне известно, неразумный. Мозгов у него не больше, чем у скарлатины, например.

— Значит, лесной народ покорился Оберону?

— Не сразу. Говорят, дело решил сам Лесной воин. Я, сказал, старею и скоро умру, а Оберон не даст наш народ в обиду. Правда, к тому времени половина лесных девушек уже была замужем в городе… Девушки у них красивые, высокие, с зелёными волосами до земли, — в голосе Максимилиана я услышала лёгкое сожаление. — А парни и мужчины — пеньки пеньками. Ну вот, мы пришли.

Очередная молния выхватила прямо перед нами курган, выраставший из земли под слоем прошлогодней хвои. Я прищурилась, поглядела ночным зрением: курган был сложен из замшелых валунов, на его верхушке стояла, как мне сперва показалось, статуя. Только присмотревшись, я поняла, что это дерево с прямым каменным стволом, небольшой кроной и огромными корнями, оплетавшими курган, как вены старческую руку.

— Каменное дерево, — сказал Максимилиан. — Большая редкость.

Гром накрыл его слова. Я на секунду зажмурилась — терпеть не могу громких резких звуков.

Дождь лил уже вовсю. Максимилиан втащил меня под раскидистый куст в стороне от кургана, на краю заросшей поляны. Навершие моего посоха вспыхивало и гасло. Молнии били одна за другой, небо рвалось с отвратительным треском, я всё время с опаской поглядывала вверх. Максимилиан зубами вытащил пробку из своей бутыли; сквозь запах мокрого леса, запах грозы и гнили пробился острый, немного лекарственный дух.

— Черничная наливка, — пробормотал Максимилиан. — В городе её подавали в одном только кабаке… Эх…

Он прижал горлышко к губам и сделал несколько глотков. Облизнулся, перевёл дыхание; на глаза его навернулись слёзы.

— Макс, — сказала я тревожно. — Что ты делаешь?

— Готовлюсь морально к допросу.

— Почему ты вбил себе в голову, что надо обязательно…

— А как ещё к нему обратиться?

— Не знаю.

— А не знаешь — не давай советов!

Он снова взялся за бутылку и одним махом отпил половину.

— Макс, — я всё больше нервничала. — Хватит.

— Почему — хватит?

Я прекрасно помнила, как у нас однажды позорно сорвался школьный вечер — потому что компания из седьмого «В» класса напилась в туалете пива пополам с водкой. Подрались, разбили стекло чьей-то голой рукой, пришлось вызывать «Скорую». С тех пор — и до сих пор — никаких вечеров в школе никто не проводит.

— Макс, ты помнишь ополченцев, которые перепились со страха? А чем ты лучше их? Ты, великий волшебник?

Максимилиан покосился в сторону кургана.

— И ведь всё равно он мне не выдаст этот меч, — пробормотал тоскливо. — Грязная работа — некроманту. Меч — магу дороги. Как всегда. Всё по справедливости.

Он снова приложился к бутылке. Я вскинула посох. Маленькая молния из навершия ударила одновременно с громом над нашими головами. Бутылка раскололась, и наливка хлынула на чёрные штаны некроманта.

Через секунду он был уже на ногах. Я тоже вскочила, держа посох на изготовку.

— Ты меня оскорбил, — сказала я, дождавшись, пока утихнет гром.

Чёрные глаза его сузились в щёлочки.

— Никогда я не презирала тебя за то, что ты некромант. Ты меня предавал, подставлял — это было. Никогда я не сваливала на тебя грязную работу. Не ври!

Вода лилась по его белым волосам, по лицу, по одежде. Целую секунду я была уверена, что сейчас он на меня кинется, — и не знала, отобьюсь или нет. Молнии лупили без перерыва, вдруг одна из них с треском воткнулась в дерево на другом конце поляны, в двадцати шагах от нас. Показалось, что весь лес горит — так взревело пламя.

Максимилиан отступил на шаг. Его лицо, по-другому освещённое, казалось высеченным из желтоватого мрамора.

— Ты слишком много на себя берёшь, — сказал он холодно. — Потом посчитаемся.

Он повернулся ко мне спиной и, освещённый древесным костром, зашагал к кургану. У меня засосало в животе — не предчувствие даже, а целая уверенность, что так делать нельзя, ничего не получится и будет только хуже.

— Макс! Погоди!

Не оборачиваясь, он поманил меня рукой:

— Подойди. Ведь это ты должна просить у него меч.

— Я?

— Или ты не хочешь вернуть Оберона?

Вокруг каменного дерева прыгали чёрные тени. Казалось, корни шевелятся, извиваются, то ли пытаясь выбраться из груды валунов, то ли, наоборот, поглубже в неё забираясь. Максимилиан остановился перед курганом. Поднял руки. Его длинные пальцы изогнулись, как когти.

Только теперь мне стало по-настоящему страшно. Удары грома отдалились, будто утонули в вате. Дерево пылало, от него занимался подлесок. Капли дождя шипели и испарялись, длинная тень Максимилиана дрожала на кургане — она жила самостоятельной жизнью, эта тень. Лес наполнился костяным скрежетом, деревья сделались похожи на скелеты, озноб продрал меня по спине — а некромант сложно шевелил пальцами, будто играя на отвратительном музыкальном инструменте.

Земля дрогнула. У Максимилиана на секунду подогнулись колени, но он продолжал своё чёрное дело. Курган заходил ходуном, задёргались каменные корни и вдруг рассыпались мелкой крошкой. Каменное дерево опрокинулось, разваливаясь на части, ужасно треща, и грохот его падения сливался с громом над нашими головами.

Могила превратилась в вулкан с чёрным отверстием наверху. Оттуда, как из настоящего кратера, взвился столб пепла, и на долю секунды я увидела при свете пламени лицо, поднимающееся из-под земли, — тёмно-коричневое, с плотно закрытыми глазами, похожими на древесные сучки. Я попятилась, Максимилиан тоже сделал шаг назад, и тут из разверстой могилы бросились наружу, как мне показалось, змеи.

Их было пять или шесть, они взвились в воздух длинными блестящими пружинами, и тогда я увидела, что это не змеи, а цепи. Стальные цепи упали на Максимилиана и вмиг опутали его. Могила тряслась, раскатывались во все стороны валуны, трещали сминаемые кусты и деревца. Мёртвое лицо пропало, и цепи рывком потянули некроманта на курган, к дыре, под землю.

Ревело пламя. В его вое и треске, в шуме ветра и дождя мне слышались злобные голоса: «Некромант! Некромант!»

Ноги подо мной размякли киселём. Я видела, как Максимилиан вскинул руки со скрюченными пальцами. Он колдовал; лопнула одна цепь, другая, третья и четвёртая истончились, как ниточки растянутой жвачки. Максимилиан перебирал пальцами, будто царапая воздух, и отползал от могилы, отталкиваясь каблуками так, что летели вверх комья земли и слежавшейся хвои. «Некромант! — всё громче шептали лес, дождь и пламя. — Некромант!»