— Жаль, — сказал он после короткой паузы. А потом взял Гарольда за бороду и резко задрал его подбородок вверх…

Я закричала. В ту же секунду в комнату влетела чёрная птица, душераздирающе каркнула, разинув клюв, развернув огромные крылья; нож резанул Гарольда по горлу, молния вырвалась из навершия моего посоха и отшвырнула принца-деспота к стене, птица кинулась на арбалетчиков, и они, не удержавшись, дали залп.

Пара тяжёлых болтов просвистела над моей головой. Один воткнулся в спинку кресла Гарольда. Ещё три навылет проткнули птицу, и она рухнула посреди комнаты в вихре чёрных рассыпавшихся перьев.

На шум из коридора явились мечники принца-деспота — целая рать. Молнии из моего посоха кого-то сбили с ног, кого-то напугали, заставили нападавших попятиться из комнаты — но этим бойцам уже случалось побеждать магов. Арбалетчики в задних рядах перезаряжали оружие, мечники их прикрывали; вспомнив былые дни, я стукнула посохом об пол, как Дед Мороз на ёлке.

Стены вокруг затрещали. Замок пошатнулся. Каменная кладка над дверью покосилась и обрушилась, забаррикадировав дверь и, кажется, кого-то придавив. Я осталась одна в комнате, не считая принца-деспота, Гарольда и истыканной болтами птицы.

Я кинулась к Гарольду.

Вдоль его горла шёл длинный порез; глотая слёзы, я прижала к нему навершие посоха. Крепко зажмурилась; ни о чём не думая, вспоминала уроки анатомии, которые давал мне Оберон, книги по медицине, которые я брала в библиотеке и читала после уроков… Наверное, рука принца-деспота дрогнула в последний момент, когда он увидел птицу. А может быть, мой удар немного опередил время, пробившись на полсекунды в прошлое и отбросив убийцу прежде, чем рана Гарольда сделалась смертельной. Мой друг был жив — и мог выжить, если, конечно, я помогу ему, а принц-деспот не сможет помешать…

Я заставляла волоконца тянуться друг к другу, срастаться, я заставляла кровь сворачиваться, я восстанавливала рассечённый хрящ. Гарольд дышал — прерывисто, слабо, но он дышал; принц-деспот, наоборот, лежал без движения.

Я бросилась к чёрной птице.

Она лежала, растопырив крылья, глядя на меня мутным глазом. Длинные когтистые пальцы скрючились. Три арбалетных болта прошили её навылет. Лёгкое тело было разорвано в клочья.

— Макс, — у меня потемнело перед глазами. — Нет… Макс!

Не веря себе, я водила рукой, бормоча: «Оживи! Оживи!» Птица не отзывалась; я гладила когда-то блестящие перья и рыдала в голос. Навершие посоха ничем не могло помочь — крылья птицы однажды конвульсивно дёрнулись и обмякли.

— Макс! — Я ничего не видела от слёз. — Макс, Макс!

— Чего тебе?

Вскрикнув, я отшатнулась.

Максимилиан сидел на подоконнике верхом, свесив одну ногу в комнату, а другую — наружу. На лице у него было написано крайнее удовольствие.

— Как?! — прошептала я.

Он ухмыльнулся с видом превосходства:

— Вот музыка — твои рыдания, слушал бы и слушал… Но у нас враг на пороге, принц-деспот вот-вот очухается, и Гарольд не в лучшем виде. Так что придётся мне довольствоваться тем, что сохранит навсегда моя память: «Макс! Нет! Макс!»

Я посмотрела на дохлую птицу. Вокруг неё суетились муравьи.

— Какая ты сволочь!

— Я? Который спас жизнь тебе и заодно Гарольду? Который, может быть, весь твой мир спас от визита принца-деспота?

Я не могла на него, мерзавца, смотреть.

* * *

Разумеется, он подобрал дохлую ворону под стенами замка и наполнил её своей волей, превратив в зомби. Мне, перед лицом принца-деспота и с арбалетчиками за спиной, было недосуг играть в игру «найди десять различий». За горой кирпичей на месте двери перекрикивались голоса; Максимилиан спрыгнул с подоконника, подбежал к принцу-деспоту и скрючил над ним пальцы, снова заводя свою магию. Гибкие ремешки обвили принца, как верёвка — колбасу.

Я склонилась над Гарольдом. Рана в его плече оказалась глубокой, меч повредил ключицу; не позволив себе испугаться, я занялась обезболиванием, чисткой, соединением тканей. Посох нагрелся у меня в ладонях. За баррикадой, образовавшейся на месте двери, шло крикливое вражеское совещание.

— Интересно, когда они найдут потайную дверь? — спросил Максимилиан с задумчивым видом. Он совершенно, казалось, позабыл своё поражение у кургана и вёл себя так, будто ничего особенного в лесу не случилось.

Гарольд открыл глаза.

Сейчас он выглядел даже старше, чем был на самом деле. В бороде у него ясно видны были седые волоски. Глаза смотрели угрюмо.

— Спасибо, Лена… Ты всё-таки стакнулась с некромантом?

— Он спас нас обоих. — Меня неприятно поразил этот упрёк.

— Уходи к себе, — сказал Гарольд. — Никакой надежды больше нет. Принц-деспот привёл своих людей не на помощь, а на предательство…

— Ты же знал его! — вырвалось у меня. — Как ты мог ему поверить хоть на секунду?!

— У меня не было выбора. — Гарольд смотрел отрешённо. — Теперь всё кончено. Предательство, удар в спину… Многие погибли… Это безнадёжно, но мы всё равно будем сражаться…

Мне показалось, что он бредит. Ничего удивительного — без магической помощи он десять раз уже мог умереть.

— Оживи! — Я протянула руку над его седеющей макушкой.

Он еле заметно вздрогнул. Его глаза открылись шире: он смотрел на меня, будто впервые видел.

— Ты стала хорошим магом… Помнишь, как я учил тебя этому заклинанию? Не очень умный был из меня наставник…

Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понять: Гарольд прощается. На его белое лицо постепенно возвращался цвет, тени под глазами разглаживались, он казался здоровее с каждой секундой, но глаза оставались больными. Он уже улыбался, уже сел прямее, уже готов был встать — но он был обречён, знал это, и обречённость окутывала его, как шлейф.

— Сколько твоих людей осталось в замке? — резко спросил Максимилиан. — Что нам делать: пробиваться к своим или драпать, пока не поздно?

— Лена, попроси его уйти. — Гарольд с трудом поднялся. — Пока ещё я командую этой крепостью и не потерплю здесь некроманта.

Тонкие губы Максимилиана сжались в шнурочек. Носком сапога он поддел половинку разрубленного посоха на полу:

— Где твоё оружие, маг? Это?

Не слушая его, Гарольд выглянул в окно. Огляделся; тяжёлым шагом пересёк комнату, открыл шкаф; я увидела знакомый беспорядок из книг, склянок, засушенных ящериц, светильников и пергаментов в свитках, свечных огарков, ещё какого-то мелкого мусора; в углу шкафа стоял, как всегда, большой скелет, приложив к зубам костяной палец в знаке молчания.

— Ого, — Максимилиан оживился. — А ещё некромантом ругается…

Гарольд не глядел на него. Из глубины шкафа он вытащил свёрток, стряхнул пыльную ткань, обнажая меч в ножнах. Скелет предупредительно закрыл двери изнутри.