litbaza книги онлайнУжасы и мистикаУцелевшие - Майк Гелприн

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 81
Перейти на страницу:

Одарив работяг двумя честно нажитыми ими поллитровками, Колесов не поскупился и дал в придачу буханку хлеба, луковицу и шмат мерзлого сала, после чего выставил наемную силу за дверь. Оскальзываясь в еще покрытой хрупким майским ледком слякоти, напарники засеменили по направлению к Деревяшке.

Нинка Губа, как обычно, встретила сожителей порцией отборного мата. Мерин, отмотавший пятнашку за умышленное убийство и бывший поэтому в авторитете, вяло велел Нинке заткнуться. Немногословный Рябой, на чьем счету числились пара сроков за разбой, подтвердил солидарность с напарником кивком и непристойным жестом. Спроси их кто-нибудь, ни Рябой, ни Мерин не смогли бы толком объяснить, зачем они терпят стервозные выходки приблудившейся к ним пару лет назад Нинки и почему не выгонят ее прочь. Кряжистая мужиковатая Нинка не отличалась ни красотой, ни склонностью к поддержанию уюта в вечно захламленном и грязном жилище, ни элементарной порядочностью. Правда, по части интимных услуг она была безотказна. Услуги оказывались не только обоим сожителям, но и прочим желающим, однако дамы в Деревяшке все были подобного толка, и ревности Мерин с Рябым не испытывали. По всей видимости, совместное проживание с Нинкой банально объяснялось привычкой – за два года Мерин и Рябой к ней притерпелись и принимали бабские выходки как неприятную неизбежность.

– Ну что, ханыжники, – Губа длинно сплюнула на пол, – где вас черти-то носят? Ни выпить в хате нет, ни пожрать. Так, что ли, и будем всю жизнь вонючие сухари глодать?

– Засохни, курва, – лениво велел Мерин, извлек из-за пазухи бутылку родимой и водрузил ее на колченогий стол, предварительно смахнув с него горку малоаппетитных объедков и пару пустых консервных банок. – Толку от тебя, как от дохлой свиньи.

Рябой молча выудил из кармана вторую поллитровку. Из другого кармана он извлек подаренное Колесовым съестное и принялся сноровисто нарезать хлеб выкидным ножом зловещего вида.

– Ой, мальчики, какие вы молодцы, – враз сменила гнев на милость Нинка и, подскочив к Рябому, смачно чмокнула его в щеку. Тот только мотнул головой на манер отгоняющей мух лошади и продолжил общественную работу. – А у меня новость, – радостно сообщила Нинка, – очень хорошая новость, можно сказать, наколочка.

– От твоих новостей только трепак бывает, – со знанием дела пробурчал Мерин, усаживаясь на щербатую табуретку. – Ладно, давай дальше тренди. Что за наколка?

– Козырная наколочка, – нисколько не обидевшись, затараторила Губа. – Такая наколочка, что дорогого стоит.

– Ты долго будешь нам мозги долбать? – психанул Мерин. – Ходит, шалава, вокруг да около – наколка, шмаколка… Дело говори, пока при памяти, а то потом нажрешься, из тебя вообще хрен что вытянешь.

Рябой докромсал хлеб, сноровисто развалил на три части луковицу, придвинул к столу ветхий топчан, уселся на него и подтвердил слова авторитета кивком.

– В общем, так, – Нинка оседлала пустой, поставленный на попа ящик из-под портвейна, – ты, Мерин, наливай, не тяни, душа просит. Встречаю я седня Клавку Очкастую, ту, что с Угрюмым жила, пока он дуба не врезал. Она сейчас в лабазе уборщицей ишачит. На хрена ишачит – сама не знает, нашла бы себе мужика какого завалящего, что ли, а то большая радость с утра до вечера тряпкой махать. Идет, значит, себе Клавка по…

– Короче, – прервал болтливую Нинку Мерин. – Долбать я хотел твою Клавку и тебя вместе с ней. Дело говори, лярва.

– Так я и говорю. В общем, вчера в лабаз та Фифа приходила, что по осени приехала. Взяла там жратвы, консервов набрала и к кассе подвалила расплачиваться. А Клавка как раз пол рядом с этой кассой скоблила. Короче, Фифа кошелек-то достала, а Очкастая туда косяка и бросила.

– И чего? – нарушил обычное молчание Рябой.

– А того. Там у нее, – Губа понизила голос и, хотя никто посторонний ее услышать не мог, зашептала: – Хрустов у Фифы в лопатнике полна жопа. Аж раздувается от хрустов лопатник-то. И главное – не рубли там, прикиньте, а доллары. Клавка говорит, сотенные бумажки, и их там как у шалавой суки блох.

Наступила пауза – напарники переваривали полученную информацию. Наконец Мерин крякнул, сорвал с первой бутылки пробку и разлил по стаканам. Коротко чокнувшись, выпили, и три руки одновременно потянулись за закуской.

– Клавку в долю брать придется, – пережевывая хлеб с салом, рассудительно сказал Рябой. – Если дело выгорит, она настучать может.

– Много хрустов – это сколько? – проявил деловую сметку Мерин. – У твоей Клавки и две бумажки уже много.

– Да ты мозгой пошурупь, – отрыгнув, посоветовала Нинка. – Если у нее в лопатнике хрустов до хрена, то на хате, верняк, еще больше. Возьмем куш и первым самолетом отсюда свинтим. До Магадана, а там – хотите, разбежимся, а хотите, дальше махнем. В Севастополь.

– В Хренополь, – урезонил сожительницу Мерин. – Ты что ж, на мокруху нас подписываешь?

– Зачем на мокруху, – встрял Рябой. – Нинка дело говорит. Дадим залетной по жбану, повяжем, хату обшмонаем, лавэ заберем, и в аэропорт. До Магадана два часа лету. Пока очухается, пока то да се, мы уже далеко будем. Да и, чую я, не побежит Фифа в ментовку – у самой наверняка рыло в пуху. Иначе чего она сюда подалась?

Мерин задумался. По всему выходило, что Рябой прав.

Фифой в поселке называли приехавшую осенью женщину. Никто про нее не знал ни кто такая, ни откуда, ни даже как зовут. Первую неделю по приезде она прожила в номере местной гостиницы, а потом перебралась в квартиру отбывшей на зиму в Москву семьи. Так всю зиму в квартире этой и просидела. На улицу выйдет – в лабаз и обратно. С людьми, что с разговорами подъехать пытались, ни полслова. Поначалу сплетни по поселку пошли, а потом посудачили людишки, языки почесали да и перестали. Мало ли, сколько на свете чудачек. Не хочет баба ни с кем корешиться – ее дело. Одним словом – Фифа.

– Ладно, – подытожил раздумья Мерин, – значит, так тому и быть. Да и Клавку твою – по хрену, раз такой расклад. Не будет ей доли.

– А мне-то что, – легко согласилась Губа. – Клавку за язык никто не тянул.

В два часа ночи троица выбралась из барака и, стараясь не шуметь, направилась к центру поселка. На подходе разделились: в подъезд пятиэтажки, в которой жила жертва, проникли поодиночке. Нинка скользнула в этот подъезд последней. Сдерживая одышку, поднялась на четвертый этаж. Через минуту туда спустились дежурившие на чердачной лестнице подельники. Без пяти три Мерин и Рябой встали по обе стороны обитой дерматином входной двери, и Нинка, трижды сплюнув «на фарт», надавила на кнопку звонка. С минуту за дверью было тихо, и грабителей начала пробирать нервная дрожь.

– Еще звони, – зашипел Нинке в ухо Мерин, – давай, не киксуй, в случае чего включим дурку и отвалим.

Нинка нажала на кнопку вторично, и, когда звонок в квартире умолк, из-за двери послышался звук приближающихся шагов.

– Кто здесь? – спросил изнутри женский голос.

– Это Люда, соседка ваша с первого этажа, – затараторила Нинка. – Откройте, Христа ради, дочка задыхается, астма у нее, а телефона у нас нет. Помогите, Христом-богом прошу – в больницу звонить надо, помирает Танюшка.

1 ... 21 22 23 24 25 26 27 28 29 ... 81
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?