– Я говорил не о том, – перебил Накти.

– О чем же? Я думал, ты не рад возвращению, потому что боишься встречи с демонами на знакомых с детства улицах.

– Об этом я тоже думал, – признался писец, – но не сейчас. Рахотеп, последние два года я жил в нетерпеливом ожидании завтрашнего дня, как бывало в молодости. Теперь же, чем ближе мы к Ипет-Исуту, тем сильнее я чувствую груз прожитых лет, словно бы я оставил их дома, отправляясь в путь, а теперь к ним возвращаюсь. Близится час, когда я вновь почувствую себя старым. А страх… да, Рахотеп, вдобавок еще и страх. Я действительно боюсь того, что нам предстоит, и не стыжусь признать это.

– Ты еще можешь передумать, – заметил жрец. – В отличие от меня, ты не связан клятвами. Если ты предоставишь мне самому выполнить предначертанное – клянусь, я не стану винить тебя и не подумаю о тебе плохо.

– Что ты, – возразил Накти, – разве я вызвался тебе помочь лишь из страха, что ты дурно обо мне подумаешь? С тех пор как я похоронил жену, жизнь моя стала пустой. Какое-то время ее скрашивала привычка ходить в гости к старому другу, сидеть с ним в саду на крыше, играя в сенет. Но мой друг больше не узнает меня…

– Рамос? – удивленно произнес Рахотеп. – Я и не знал, что он был твоим другом. И ты думаешь?..

– Не хитри, Рахотеп. Ты думаешь то же самое. Я не удивлюсь, если ты думал об этом еще до того, как мы отправились в верховья реки.

Рахотеп вздохнул. В путешествии Накти оказался незаменим: как воспоминаниями о тех краях, куда они отправились, так и приобретенным еще в молодости умением разговорить собеседника. Накти обладал способностью узнать из слов рассказчика намного больше, чем тот желал сказать. А иногда даже больше, чем тот разумел сам. Однако порой эта способность Накти обращалась против Рахотепа, и сейчас писец опять оказался слишком проницателен и догадлив.

– Так ты потому согласился помочь мне, что желаешь отомстить? – мягко спросил жрец.

– Отомстить? – удивился Накти. – Разве можно думать о мести демону? Стал бы я мстить крокодилу, пожравшему моего друга? Я всего лишь надеялся, что это занятие придаст моей жизни больше смысла, чем обучение глупых мальчишек счету и письму. Я оказался прав. И если в гибели демона будет и моя заслуга – возможно, мне не так страшно будет положить сердце на весы Маат, когда придет мой срок.

В доме Накти все было так, словно писец никуда и не уезжал. Только Тию, обрадовавшись возвращению хозяина, от волнения сожгла предназначенные на ужин лепешки, и пришлось ждать, пока она снова замесит тесто. В комнатах было все так же тихо и все так же чисто, а ведь Накти не предупреждал немногочисленную прислугу о приезде. Старый писец не преувеличивал, когда говорил, что его рабам можно доверять безоговорочно.

Пока Тию заново пекла лепешки, вернувшиеся путешественники перекусили сыром и фруктами. Затем Накти позвал в комнату Кебу, одного из двух молодых рабов.

– Помнишь ли ты, Кебу, – начал он, в упор глядя на юношу, – что я велел тебе перед отъездом?

– Конечно, помню, господин, – склонил голову раб.

– Если так, рассказывай.

– Прямо сейчас, господин?

– Отчего же нет? Разве ты не выполнил моего поручения?

– Что ты, господин! – взволнованно воскликнул Кебу. – Просто господин вернулся так неожиданно, я не думал… Я не сложил еще слов, достойных ушей моего господина!

Накти рассмеялся.

– Я вижу, те часы, что ты провел рядом со мной на занятиях, не пропали для тебя даром. Твое стремление подобрать красивые слова похвально, но сейчас смысл сказанного для меня дороже, чем форма. Не заставляй меня и моего гостя ждать. Начни с того, что произошло за время моего отсутствия в храмовой школе.

Кебу поклонился. Он сделал небольшую паузу, собираясь с мыслями, и заговорил:

– Как и предвидел мой достойный господин, обучение детей было доверено Юти. Насколько мне удалось узнать, в храме им довольны. Кроме того, у Юти появилось куда больше заказов. С тех пор, как он стал храмовым писцом, люди утратили недоверие, которое прежде внушали им его юность и неопытность. Дела всей семьи пошли намного лучше, и, когда умер Рамос, его похоронили, как подобает человеку в его положении. Хотя, конечно, гробница была готова много лет назад…

Кебу замолчал, увидев, что лицо хозяина застыло.

– Продолжай, – негромко велел Накти. – Кто-нибудь, кроме Рамоса, умер в его доме?

Кебу помедлил.

– Кроме Рамоса, никто в его доме не умер, – сказал он наконец, – если господину только не угодно знать про смерть рабов…

– Господину угодно, Кебу. Не трать мое время зря, рассказывай все, что знаешь. Скольких рабов лишился Юти?

– Всего лишь одной рабыни, господин. Она утонула на следующий день после свадьбы господина Юти.

– Так он женился? Когда?

– Пять лун назад, господин. Прости, я еще не успел сказать тебе об этом. Его жена – молодая Садех, ученица повитухи Хекену.

– Ученица повитухи? – приподнял брови Накти. – Я давно знаю Хекену, но она крайне редко берет учениц. Как долго девушка была у нее в обучении?

– Садех поселилась в доме Хекену вскоре после того, как господин и его друг отбыли из Ипет-Исута.

Накти отогнал тревожные мысли, решив обдумать все позже. В этот момент в комнату вошла Тию, с виноватым видом неся свежие лепешки. Кебу было опять замолчал, но Накти жестом велел ему продолжать. Тогда Кебу вновь заговорил и продолжал рассказ, пока Накти с Рахотепом утоляли голод.

– Итак, что думаешь? – спросил бывшего жреца Накти, когда раб наконец замолчал. – Ты, Кебу, можешь идти.

Рахотеп задумчиво очистил от кожуры банан, но откусывать от плода не стал.

– Пусть твой раб внимательно присмотрится к этой женщине, – сказал он. – Я говорю о молодой жене Юти, как там ее зовут? Садех? Пусть он узнает, как та проводит свои дни, каковы ее привычки, кто ее друзья. Если наши подозрения верны, то боги только что дали нам в руки оружие против демонов Ипет-Исута.

Йиргем нашел черепок, споткнувшись о него у самой двери. Это был совершенно обычный обломок дешевого горшка, на подобных тренировались в письме ученики Йиргема в храмовой школе, да и сам он использовал такие для случайных записей, не желая переводить дорогой папирус. Однако на этом черепке надпись не походила на неумелые ученические каракули – обе строки явно были начертаны опытной рукой. Первая содержала лишь два иероглифа, означающие «перед рассветом». Во второй иероглифов было больше. Сложенные вместе, они, несомненно, обозначали храм богини Мут, построенный отцом нынешнего фараона. Йиргему не удалось понять, ни почему черепок оказался возле его двери, ни что именно означала надпись. Пожав в недоумении плечами, йолн тем не менее выбрасывать находку не стал. Возможно, Лутх догадается, в чем дело, подумал он.

Лутх, однако, не оказалось ни в спальне, ни в других комнатах. Йиргем заглянул к Муйтх.