Но здесь, в ином мире, всё меняется — и реальность не та, и наши представления о ней. Что бы мы — ты и я — делали, если бы я не нашла работу? — сладко возразила Любочка. — Вот ты что бы делал?

— Копал бы могилу, — усмехнулся Генрих.

— Ребята, хватит, давайте о высшем, — заговорила Лена. — Хватит без конца об одном и том же. Что же мы здесь — забыли, кто мы? Может быть, просто почитаем стихи?

— Не до стихов, Ленка, не до стихов, — угрюмо отозвался Игорь. — Я вот прочёл книгу, где говорится, что поэзии вообще нет. И литературы тоже. Одни факты остались. Да!

— Ну и ну.

— А что?

Второй тост всё-таки был провозглашён за Андрея и за его успех. Любопытно, что раньше, в Москве, во время чтений Андрея все просто восхищались его легендами-рассказами, даже плакали, — и всё было совсем иное, и это и был успех, истинный. Здесь же само слово «успех» носило какой-то странный, зловещий характер: пресса, деньги, комбинации, связи, замаскированная политика, пропаганда, продвижение — всё что угодно, но только не литература, не душа, не искусство, не Бог. «Иметь успех» — просто значило быть удачливым хищником и ничего более. Даже в искусстве. И отблеск этого значения отражался даже в глазах их друзей, а может быть, и в их собственных. Нельзя же навязать «своё» этому огромному деловому миру! Но что делать, надо же жить. Не умереть же они приехали, не к этому же стремились. А настоящее, московское, пусть будет внутри.

— За Москву! — вдруг выкрикнула Лена.

— Ребята, не Москва ль за нами? — воскликнул Андрей.

Настала тишина. Только тикали часы в углу. И вдруг резко зазвонил телефон. Генрих подошёл.

— А, это этот, загадочный, бредун. Замарин. Хочет с тобой поговорить, Андрей.

Андрей взял трубку.

— Когда уезжаешь, Андрей?

— Через три дня.

— Но ты ведь будешь приезжать. Тогда увидимся. Это где? Не так далеко?

Андрей назвал.

— Понял. Знаменитое место. Только не сойди там с ума от скуки.

Он повесил трубку.

— Ну как, он тебя поздравил? — спросила Лена, когда Андрей, несколько ошалевший, вернулся на диван.

— Поздравил.

— Вот и отлично. Ну что, ребята, вперёд, к новым свершениям? — улыбнулась Любочка, поднимая свой бокал.

Часть II

1

Андрей и Лена сидели на террасе двухэтажного коттеджа, где жил профессор Майкл Стоун, или попросту Майкл.

Коттедж был расположен почти на вершине горы, и с террасы был виден весь город К. в лучах ещё не заходящего, обыкновенного солнца. Городок этот, залегающий между холмами (вмещал он тридцать пять тысяч жителей, из них двадцать тысяч студентов), был как игрушечный: двух- или трёхэтажные домики, а церкви и университетские постройки — под британские образцы, даже древние. Но, несмотря на «древность», имитация носила какой-то легкомысленный характер, и ощущение было такое, что вся эта красота вокруг — мила, несерьёзна, легковесна, но всё-таки очаровательна.

А вокруг Андрея и Лены были люди, американцы, очень много людей. Шёл третий день после их прибытия в К. У Майкла состоялась традиционная американская вечеринка, образец социальной жизни. Среди присутствующих были не только профессора и аспиранты, но и два-три студента. Были знаменитости и полузнаменитости, двое эмигрантов из СССР, принятые на работу в университет: один — биолог, другой — химик. У одного — жена, у другого — жена и дети.

Люди разбились на группы общающихся и переходили из одной группы в другую. В смысле еды и питья — самообслуживание: каждый подходил и брал с общего стола. В одном кресле сидела широкая, весьма обширная женщина средних лет и всё время хохотала; было даже непонятно, о чём она говорит, ибо между словами она так пышно и громко смеялась, что весь смысл уходил в хохот, хотя в нём особо и не было никакого значения. «Важная персона, — шепнул Андрею эмигрант Марк, биолог. — После Майкла — второе лицо во всей славистике университета. Специалистка по Андрею Белому. Есть учёные труды. Учтите».

Андрей помнил письменные заветы от благожелателя-слависта, полученные в самом начале его нью-йоркской жизни: никого не критиковать.

— Прочти её работы и похвали, — тут же успела тихо посоветовать Лена. — Но не при Майкле; мы не знаем, какие у них отношения. Всё-таки Майкл — главный и как учёный, и как администратор.

Действительно, некоторые книги Майкла по обэриутам были известны и за пределами США.

Все были в группах, отдыхая или завязывая отношения. Только одна одинокая фигура маячила в углу. То был человек в помятом пиджаке и какого-то неказистого, словно проглоченного вида.

— Знаешь, кто это? — шепнула Лена. — Я уже спрашивала. Эдвард Б. — один из лучших поэтов сегодняшней Америки. Авангардист. Он преподаёт на факультете английской литературы.

— Мне он симпатичен.

— Но он очень нелюдим. Так про него говорят. И это подтверждает Майкл. Ну, идём общаться, неудобно стоять вдвоём.

Андрей подошёл к группе, где меньше хохотали и меньше задавали вопросы «How are you?» и «Не правда ли, хорошая погода?». В этой кучке Марк расспрашивал о чём-то преподавателя французской литературы. И сам был явно ошеломлён. Речь шла почему-то о Фолкнере — и оказалось, что преподаватель не читал его. У Марка был такой растерянно-глупый вид, что его собеседник выручил его, пояснив:

— Моя специальность — французская литература, а не англоязычная. Вы, наверное, не знали об этом?

На лице преподавателя было написано лёгкое удивление.

— Ну да, конечно, — смущённо забормотал Марк. — Я знаю это.

У Марка стал такой поглупевший вид после этих слов, что Андрей по-своему выручил его, заведя разговор о погоде. Хотя сам стал чуть-чуть вне себя. «Видимо, для этих людей культура не есть жизнь, а просто профессия, — решил Андрей. — Да, это действительно уникальная цивилизация. Такого я ещё не встречал. Но надо всё-таки проверить на дальнейшем… Хотя, похоже, здесь всё, даже солнце — только средство заработка».

Поговорив минут десять, Андрей пошёл в другом направлении со стаканом сока в руке (Лена просила, чтоб алкоголя ни капли). «Это первая ответственная встреча с ними, ещё наговоришь спьяну каких-нибудь глупостей», — предостерегла она.

В другой группе его представили Уильяму Муру — большому человеку с нависшими бровями. Оказалось, преподаватель истории. Ценитель древних цивилизаций — сам с широким лицом и добродушной улыбкой. К Андрею он почувствовал — ни с того ни с сего — самую крайнюю доброжелательность. И тут же дал свой домашний телефон, просил звонить. Андрей пригласил его к себе: они ведь заранее сняли маленькую студенческую квартирку в деревянном двухэтажном домике и уже могли принять — по-простому.

Переходя из