– Вай, вай! Ты не знаешь про Шамхор?! И ты, и ты?! Что вы тогда вообще знаете? Шамхор – это лучшие на всю округу вина и коньяки, или виноградная водка, по-вашему. Это бочки, которые стоят прямо на улице – подходи и пей, сколь душе угодно. Это самые красивые девушки, потому что после вина на них смотришь другими глазами. Это самые вкусные бараны, потому что кормятся самой сладкой травой! А как там танцуют, а как поют! Слушайте, это самый веселый город в здешних краях! И до него всего каких-нибудь двадцать верст!

Воодушевление Мадатова, по мере того как он говорил, передавалось солдатам, и вскоре они возбужденно загомонили. В них словно влились новые силы, они более не желали отдыхать и требовали скорейшего продолжения похода.

– Тише, друзья! – воскликнул Мадатов. – Мною получено известие, что персидский принц Мамед-мирза вышел со своим войском из Елизаветполя и идет навстречу, чтобы воспретить нам занятие Шамхора. Нужно упредить персов, взять город до их появления и навязать бой на выгодной для нас местности. Все ясно?

Дружные крики огласили окрестность, и отряд без промедления ускоренным маршем двинулся в путь. Так прошли большую половину пути, но затем движение замедлилось. Люди хоть и были охвачены единым порывом, но под конец еле волочили ноги. О желанном Шамхоре уже не думалось, хотелось только одного: остановиться и приклонить голову. Мадатов был вынужден сделать привал, лишь немного не дойдя до цели. Расположив людей на отдых, он выслал окрест разведывательные дозоры. Удивительно, что сам он, пребывавший в беспрестанном движении, не чувствовал особой усталости, боевая энергия бурлила в нем, находя неведомые источники.

Наутро положение стало очевидным. Персидский корпус, расположившийся на противоположном берегу Шамхорки, имел боевой порядок в виде дуги. Гвардия, сарбазы и артиллерия расположились в центре, на флангах – кавалерия. Возвышенный правый берег реки давал хорошую возможность персидской артиллерии обстреливать наши боевые порядки. Словом, с точки зрения условий местности положение персов было предпочтительным, а с учетом пятикратного численного превосходства – исключительно благоприятным. Но эти обстоятельства Мадатова не смущали и, кажется, не принимались в расчет. Сменив походную лошадь на золотистого ахалтекинца, он объезжал выстраивающиеся в боевой порядок войска и давал последние наставления:

– Идти прямо, ступать твердо, персы нашего согласного шага боятся. Порох держать на полке, стрелять редко, работать штыком. Барабаны слушать и попусту не орать, разве что от радости, когда персы побегут. Назад не смотреть, только вперед, только вперед...

Подъехал к казакам.

– А вам, донцы-молодцы, нынче особая задача: пойдете на флангах, быстрее прочих, и персов по краю обойдете, они этого вовсе не любят... – И ты здесь, старина, – заметил он урядника Корнеича, – рад видеть боевого товарища. Покажешь молодежи, как нужно ворога бить? Верю, верю, вот держи, – достал из кармана Георгиевский крест, – отработаешь. Да гляди не продешеви, он дорого стоит...

А когда войска выстроились и уже были готовы начать движение, вызвал Мадатов адъютанта и приказал скакать к обозам с приказом: пусть-де поспешат на поле боя за военной добычей. Осмотрел еще раз свое войско и скомандовал: вперед! Персы сразу же открыли огонь, им отвечали наши орудия. Шум битвы постепенно нарастал, как набирает силу разгорающийся костер.

Твердо, под мерный грохот барабанов шли наши колонны, а впереди, давая пример неустрашимости, ехал на своем красавце Мадатов. Его осыпал град пуль, но все они счастливо миновали отважного генерала. Первое соприкосновение с врагом произошло на флангах, там завязался жестокий бой, а наша пехота все так же несокрушимо без единого выстрела, с ружьями на перевес надвигалась на врага. Казалось, что для нее не существует никаких преград. Вот она спустилась к реке, солдаты по пояс в воде, не замедляя движения, перешли ее и стали взбираться на крутой берег. Мадатов вытащил саблю и крикнул: «Ура!» Согласный рев сотен глоток подхватил боевой клич, и наша пехота устремилась вперед.

Казаки и конно-татарская милиция усилила натиск на флангах. Некоторое время ничего нельзя было разобрать, все смешалось в разноголосом шуме битвы. Обе стороны напоминали борцов, застывших в схватке и собиравших силы для очередного броска. Неожиданно среди врагов произошло замешательство. В тылу русского войска показалось огромное облако пыли, которое с удивительной быстротой приближалось к полю битвы. По всему выходило, что русские вводят свои резервы, тогда как персы об этом не позаботились.

Первой дрогнула конница, на которую наседали наши донцы, она под их давлением обратилась в бегство. Конные татары с грузинцами бросились их преследовать и оказались в тылу персидской пехоты. Всякий солдат знает, что это за беда быть отрезанным от своих, и начинает делать все, чтобы воссоединиться. А это уже другой настрой. Сарбазы стали подаваться назад, сначала частями, потом целыми толпами. Принц Мамед-мирза сделал попытку остановить свое войско, его не слушали и едва не затоптали. Тогда он сам поскакал назад мимо своего лагеря, мимо красивых мальчиков, составлявших его свиту, мимо своего наставника.

Урядник Корнеич был неутомим и проявлял в этом бою особую отвагу. Дело было не в обещанной награде; генерал отметил его прилюдно, и его доверие следовало оправдать. К сожалению, нынешнее дело складывалось буднично, неприятель не оказывал серьезного сопротивления, избегал прямых столкновений и был искусен лишь в отступлении. Когда Корнеич преследовал одного из бегущих, мимо него пронесся некто на гнедом ахалтекинце. Конь был отменно хорош, прямо-таки стлался по земле, и достать его не было никакой возможности. Корнеич из последних усилий бросил ему вдогонку свое копье, бросок оказался удачным и сбил всадника. Тот начал сползать с седла, потянул за собой уздечку, и послушный конь стал замедлять ход. Только теперь обратил Корнеич внимание на свою жертву: это был старик и, судя по одежде, весьма знатного рода. Об этом же свидетельствовали золотая сбруя и седло, украшенное драгоценными камнями. Такого, конечно, нельзя было оставлять на поле боя неприбранным. Он взгромоздил умирающего старика на ахалтекинца и сопроводил его в лагерь. Уже позже выяснилось, что это был военачальник, приставленный к принцу в качестве наставника.

Между тем преследование бегущего неприятеля продолжалось вплоть до самого Елизаветполя, а это не менее полутора десятков верст, и все это пространство было усеяно неприятельскими трупами. Много было и пленных, именно им пришлось испытать великую досаду, когда стало известно, что высокий столб пыли, принятый персами за пришедшую подмогу, поднял обоз, спешивший по приказу Мадатова погрузить трофеи еще только что начавшейся битвы. А русские потеряли за все сражение 27 человек.

Наконец Мадатов приказал остановить преследование. Распорядился выдать каждому по две чарки водки и сделать небольшой привал. На угощение князь не скупился, не то что по части отдыха. Он рассчитывал на плечах неприятеля ворваться в Елизаветполь и уже в полночь отдал приказ на марш. После небольшого привала войска двинулись дальше. Уже к утру достигли Елизаветполя, но противника там не оказалось, начальник гарнизона Назар-Али-хан благоразумно вывел из города войско и обозы.