покалечить или просто отмахнулся, как от назойливой мухи?

– Я докажу, что это был удар умышленный и очень сильный. Повлекший за собой смерть!

Лыков смерил Шульца ироничным взглядом:

– Доказывайте, вам за это оклад жалованья платят. Свидетели ваши никуда не годятся, и вы скоро в том убедитесь. А теперь дайте мне бумагу и перо, я напишу жалобу в прокурорский надзор. Думаете, можно угрожать мне всякой чушью невозбранно?

Выйдя с допроса в хорошем настроении, подследственный отправился снова на двор. Куда тут еще ходить? В сопровождении Урядникова он заглянул в церковь Александра Невского и перекрестил лоб. Затем сунулся к больничному флигелю. Там майданщик разложил одеяло и предлагал свои товары. Вокруг толпились арестанты, но ничего не покупали. «Демон» приценился:

– Почем твоя колбаса, дядя?

– Рупьцелковый за круг.

– Что так дорого? Или в ней мясо пополам с золотом? Так я золото не ем.

Майданщик хотел отшить наглеца, но присмотрелся внимательнее и вежливо ответил:

– Извольте знать, ваше степенство…

– Ваше благородие!

– Виноват, ваше благородие, что тута тюрьма, а не Сытный рынок. Приходится доставать все с воли втридорога. Сам сверху имею лишь малую толику, да.

Лыков нагнулся, взял с одеяла два круга малороссийских колбас и два ситных хлеба. И сунул их в руки голодранцу, что стоял рядом и с тоской глазел на шамовку:

– Как зовут?

– Игнатом, ваше благородие.

– А я Лыков Алексей Николаевич. Держи. Один круг и один каравай снеси в дворянскую камеру исправительного отделения. А другие возьми себе за труды. И с товарищами поделись. Ладно ли?

Оборванец, худой и какой-то пришибленный, стоял и еды не принимал.

– Чего замер?

– А… за что мне такая роскошь, Лексей Николаич?

– За труды, я же пояснил.

– Какие же в том труды – отнести сии предметы? Я за две копейки снесу, а вы мне на рубль с абасом[66] хотите подарить.

«Демон» положил арестанту руку на плечо:

– Хочу и дарю. Вид твой мне не нравится, скучный и убитый он у тебя. Давно колбасы не ел?

– Ох… Забыл, когда… С казенного провианта брюхо к спине липнет.

– Вижу. Ты гордыню-то спрячь в карман. Не сам просил, стоял молча, это я тебе предложил. Честь твоя не задета. А почему я не могу помочь попавшему в беду человеку? Ты христианин, и я христианин. Только у меня карманы от сорги[67] рвутся, а у тебя нет. Вот и все отличие. А так люди равны между собой. Мне не жалко, а тебе польза. Ступай. И поделись с товарищами.

– Важно![68]

Игнат сорвал с головы бескозырку, поклонился чуть не в пояс, схватил колбасу с караваями и бегом припустил в исправительное отделение. Зеваки еще теснее окружили диковинного покупателя. А тот продолжил чудить. Он взял пять пачек папирос и раздал их стоящим вокруг:

– Держите, ребята, это вам. Майданщик, сколько с меня?

– Колбасы два рубли, ситный сорок копеек и табак на рупь. Всего три сорок, ваше благородие.

– Разбой средь бела дня, – добродушно обратился к соседям «демон», протягивая торговцу пятишницу. – Эх! Гулять – так гулять. Раздай-ка ты, дядя, на всю сдачу курева моим собратьям по узилищу. Пускай порадуются.

Через минуту к одеялу сбежалась целая толпа. Сидельцы начали было драться за дармовой табак, однако щедрый новичок их враз утихомирил. И вручил каждому в руки лишь одну пачку – чтобы хватило всем желающим.

Закончив с дарами, Лыков продолжил прогулку. За ним теперь тянулись арестанты – вдруг еще что-нибудь отчебучит? Неожиданно из-за угла срочного корпуса вышли трое. Толпа отхлынула назад.

– Вот он! – крикнул вчерашний знакомец «демона» Вовка Анафема, показывая на него стоящему рядом великану.

Тот, ростом с жирафа, скрестил руки на груди и мерил питерца свирепым взглядом. Вид у парня был устрашающий: бычья шея, кулаки как арбузы, весь корпус будто отлит из железа. Сначала он отругал подчиненного:

– С таким сморчком не совладал? Эх ты, тютя![69] Щас я его отутюжу.

После этого «иван» обратился к неприятелю:

– За что, харлам, мово товарища обидел? Отвечай! Я Варнак Сибирский, генерал Забугрянский. А также Шепелявый Антихрист. Мне вся тюрьма отвечает…

Атаман действительно пришепетывал. Из-за его плеча высунулся третий, тоже немалого роста и крепкого сложения. Лыков подмигнул ему фамильярно:

– Никак Мишка Жох?

– Ага, а што?

– Да ништо. Лупить вас буду как сидоровых козлов. Тебе меньше всех обещаю, если станешь вести себя вежливо. Этого же дурня шепелявого на всю жизнь отучу хамить незнакомым людям. А ты смотри и учись хорошим манерам.

Дурень опешил от такого ответа, мгновенно потерял самообладание и ринулся на новичка. А тому лишь это и было нужно… Уклонившись от таранного удара, он поймал куклиша за ворот, развернул его и врезал под дых. Силы жалеть не стал, и удар получился на славу. Гигант сломался в поясе, потом опустился на булыжник, и его стало рвать. А сыщик уже ловил Вовку Анафему. Тот пытался спрятаться в церкви, но был вытащен оттуда и жестоко избит возле паперти.

Все происходило быстро: Лыков метался по двору как бес, всюду успевая. Расправившись с Вовкой, он взялся за Мишку. Тот тоже кинулся наутек и тоже не преуспел. Страшный арестант двумя ударами свалил его на обледенелую землю и добавил сапогом по ребрам. Тут начал подыматься атаман, и силач перевел внимание на него.

Кругом сплошной стеной выстроились другие арестанты. Драка в тюрьме – главное развлечение. А тут неизвестного звания человек в одиночку лупцует троих бродяг, до этого затравивших весь острог. Люди ахали, самые смелые кричали:

– Молодец! Наддай им еще! Отольются наши слезы…

Шепелявый Антихрист с трудом встал, отдышался и нетвердым шагом направился к обидчику. Вид у атамана был неважный: спесь с него слетела, лицо выражало неуверенность. Но в цинтовке опасно терять власть, особенно если ты перед этим наплодил себе врагов. И атаман решил биться до конца. Лучше бы он сдался… Лыков налетел коршуном и жалости не проявил. Кулаками он так отметелил противника, что тот давно бы упал, если бы его не поддерживали. Антихрист лишь охал от очередного удара, сам же ничего поделать не мог. Руки обвисли вдоль тела, уворачиваться тоже не получалось, и физиономия его через три минуты стала сплошным синим месивом. Наконец питерец отпустил атамана, и тот рухнул. Однако избиение продолжилось. «Демон» решил преподать урок хороших манер до конца. Сапогами он добил колосса, тот потерял сознание и лишь дергался от пинков.

Устав от экзекуции, подследственный плюнул на тушу Антихриста и отошел.

– Уф… Притомился я что-то. А где Мишка?

– В карцер сбежал, ваше благородие, – подсказали арестанты.

– Ну пускай. Я обещал ему меньше всех тумаков, а слово надо держать.

Лыков подошел к Вовке. Тот сидел на земле и скулил, не в силах подняться. Алексей взял его за бороду и поставил на ноги. Затем рявкнул, сделав зверскую физиономию:

– Подохнуть хочешь? Это мигом. Суну тупой башкой в отхожее место и подержу пяток минут. Захлебнешься в говне – самая достойная для тебя смерть, песья лодыга.

– Не губи… прости… – принялся слезно умолять куклиш. – Боле никогда… слово бродяги…

Тут наконец подошли тюремщики. Они все видели, но не торопились вмешаться. Похоже, Три богатыря надоели им не меньше, чем арестантам. Вперед выступил один из тюремщиков:

– Господин Лыков? Я старший надзиратель Арфин. Драк в замке учинять нельзя. Извольте пройти со мной к смотрителю.

Они двинулись к караульне. Алексей сказал шепотом:

– Рад познакомиться, Павел Нилович. Как вам картина?

– Эпическая, Алексей Николаевич, как говаривал мой ротный командир. Не хотел бы я попасть под ваши кулаки!

– Теперь охранников у «блиноделов» не осталось, им будут искать замену. И не факт, что в моем лице. Смотрите в оба!

– Слушаюсь, ваше благородие. Я буду вас вызывать к себе будто бы для увещеваний вести себя потише. Пусть другие к этому привыкнут. Так легче наладить связь.

Больше они поговорить не успели. Старший надзиратель завел сыщика в квартиру смотрителя. Тот вышел в старом халате с бранденбурами, еще не умытый и с бутылкой слабительного лимонада