леса, подрался с объездчиком и повредил ему барабанную перепонку. Получил год и три месяца срочной тюрьмы, из которых отбыл уже восемь месяцев. Затурканный, безответный, он стиснул зубы и считал дни до освобождения. Блатные таких называют «от сохи на время» и презирают, да еще и издеваются над ними. Игнат умел пахать, сеять, косить… Но в тюрьме эти навыки оказались бесполезны. Зарабатывали сапожники, столяры, переплетчики, благо что имелись мастерские. А мужики из деревень сидели на казенном пайке (девять копеек в день) и мечтали о куреве. Трудно в цинтовке без денег – мимо майданщика лучше не ходить, а то живот от голода сведет… Алексей сговорился со своим подлипалой: за полтину в сутки Игнат подрядился чистить ему сапоги и платье. Подобные обязанности стоили на самом деле гривенник, если не пятак, и условия Лыкова сиделец принял с благодарностью. А «демон» получил осведомителя, знавшего все местные секреты. Видя интерес хозяина, Иванов старался вовсю. На прогулках он не отходил от Алексея ни на шаг, распахивал перед ним двери, торговался с майданщиком. И говорил, говорил без умолку. В числе прочего он описал иерархию тюрьмы: кто стоит наверху, кто под ним, кто пасется в самом низу. Жестокости фартовых мужик излагал буднично, словно речь шла о каких-то играх. Впрочем, для фартовых издевательства над простыми арестантами и являлись игрой. От скуки, просто так, они могли избить человека, затравить, сделать и без того тяжелую жизнь невыносимой. Защиты от этого не было. Тюремная администрация не лезла в отношения подопечных. Нужна дисциплина, а остальное трын-трава. Уголовные были сильны своей сплоченностью и безжалостностью. Даже надзиратели побаивались их трогать. Шепелявый Антихрист, единственный «иван» на весь губернский замок, правил подобно царю. Карал охотно нищебродов, а миловал только богатых, и то лишь за деньги.

Но имелись люди, которых Антихрист не трогал. Несколько арестантов составляли аристократию поважнее, чем старосты. Игнат показал их хозяину. В верхушку цинтовки входили майданщик, два шулера, биржевой аферист и фальшивомонетчик. Последние два особо интересовали Лыкова. Это были те самые Иона Лагерев и Потап Брехов, которых подозревали в фабрикации «блинов».

Ординарец сообщил шефу еще одну важную вещь. Все пятеро проживали в камере под двенадцатым номером, куда другим вход был запрещен. Компанию им составляли два еврея-гравера. Парочка находилась на особом положении: им носили с воли еду из кухмистерской, и заходили часто странные посетители, по виду торговые люди. Купцов караульные пускали в любое время. Смотритель явно благоволил двенадцатой камере – не иначе, за интерес.

Алексей вальяжно расхаживал по всем корпусам, выказывая добродушную любознательность. Он как бы говорил: я здесь ненадолго, дайте поглядеть, как вы тут живете? Крепко сбитый, в добротном сюртуке с георгиевской лентой в пройме, новичок производил впечатление. Все уже знали, что он разогнал в одиночку трех грозных куклишей, которые заправляли в замке. И отказался занять их место, чтобы царствовать самому. Людям это понравилось, репутация силача отпирала любые засовы. Никто теперь не обижал Игната Иванова, взятого под покровительство. Мелкие подарки самым бедным из арестантов – а Алексей охотно раздаривал в небольших количествах табак, хлеб и сахар – еще больше поднимали его фонды.

В то же время тюрьма не стала из-за его присутствия ни чище, ни добрее. Когда на глазах «демона» фартовые принялись избивать человека, впятером одного, новенький благоразумно отвернулся. Не солнце, всех не обогреешь! Точно так же он не вмешался, когда при нем майданщик сорвал с должника опорки и бушлат. За утрату казенных вещей того ожидал карцер – а нечего было кредитоваться…

Под вечер этого разгульного дня случилось то, чего Лыков ждал: к нему подошел Брехов. Он назвался, пожал «демону» руку и завел разговор. Уже через минуту Потап спросил:

– Вы давеча, Алексей Николаич, упоминали имя господина Морозова, Арсений Иваныча.

– И что?

– Интерес у меня имеется к этому господину. Можете с ним познакомить?

– Как же я вас сведу, если он в Богородске, а вы в Псковской губернской тюрьме? – съязвил сыщик. – Или предлагаете пригласить его сюда? Чтобы он имел честь с вами побеседовать? Объяснитесь, я не понимаю.

– Мне сидеть еще четыре месяца. Но на воле имею много приятелей, которые подъедут, куда скажет миллионщик, и сделают ему предложение. От моего имени.

«Счастливец» смотрел умно, говорил спокойно и веско. Лыков сбавил тон:

– Потап Петрович, поймите, я не хочу вас оскорбить. Но, чтобы свести с Арсением Ивановичем, я должен знать важные вещи. В первую очередь, кто вы такой и чем занимаетесь. А во вторую, что желаете предложить. Иначе, если окажется ваше предложение пустым или нелепым, я буду выглядеть в глазах Морозова дураком. И потеряю его расположение.

– Понимаю, – кивнул Брехов. – Эти люди просто так к себе никого не подпускают. Морозов – птица высокого полета! Напомните, пожалуйста, кто уж у него занимается испытанием просителей?

– Степан Горсткин.

– Верно, – улыбнулся аристократ тюрьмы. – Вы и с ним знакомы?

– С ним намного ближе, чем с его хозяином, – пояснил Лыков. – Арсения Ивановича я вижу по большим праздникам. Глупо было бы это скрывать и набивать себе цену. Но он меня знает и потому доверяет. Если надо, примет и внимательно выслушает. Однако разговор должен быть ему интересен, иначе зачем отнимать время у большого человека? В следующий раз не подойдешь.

Брехов слушал и согласно качал головой. Он был нисколько не похож на уголовного: спокойный, уверенный в себе, очевидно нерядовой, что называется, с двойным дном. Обдумав услышанное, «счастливец» сказал:

– Конечно, я отвечу на ваши вопросы, они понятны. Но сначала позвольте задать свои.

– Отвечу, на что смогу.

– Благодарю, Алексей Николаич. Вы сказали, что миллионщик вам доверяет. Какие же дела связывают отставного вольноопределяющегося с богатейшим предпринимателем страны?

Лыков начал подыскивать слова:

– Он не только мануфактурист, но и глава старообрядческого толка. Их называют австрийским, или еще белокриницким, согласием. Верхушка тратит много средств на скупку по далеким углам вещей, имеющих духовную ценность. Это дониконианские иконы, рукописные книги отцов раскола, ну и прочие подобные штуки. За ними охотятся также и другие толки: хлысты, скопцы, бегуны, поморцы, федосеевцы… Иногда происходят стычки.

– И?

– Возить с собой по глухим углам большие деньги небезопасно. Мало ли что? И нужны такие, как я, чтобы охранять скупщика и его казну.

Брехов быстро спросил:

– Почему именно вы?

Алексей спокойно пояснил:

– За мной сила и военный опыт. И еще… словом, я решительный человек. В случае чего раздумывать не стану, а измельчу в муку.

– Решительный человек… – повторил мошенник. – И все? То есть вы были только охранник?

– Не только, иначе Арсений Иванович знать бы меня не знал. Но о других его поручениях я вам рассказывать не буду, сами должны понять почему.

Брехов задумчиво смотрел на подследственного, как равный на равного. Потом сказал:

– Понимаю и не настаиваю. Теперь позвольте рассказать о себе. Я по профессии фальшивомонетчик…

– Игнат уже сообщил мне об этом, – вставил Лыков.

– Тем лучше, не будет для вас неожиданностью. В своем ремесле достиг, без ложной скромности, мастерства. Не в смысле рисования, для этого есть особые люди. А в смысле организации дела. Наладить все как должно – большой труд. Достать нужную бумагу уже огромная проблема – а я ее решил. Защититься от полиции тоже непросто, хотя тут вопрос цены. Качество билетов у меня немыслимое, никто в России больше так не делает. Лондон и Берлин фабрикуют хуже, уверяю вас. И, что важно, мы можем печатать билеты с четырьмя разными номерами! А скоро доведем это число до семи. Представляете? В пачке будут не одинаковые по серии и номеру банкноты, а несколько отличных друг от друга. Ну, интересно?

– Смотря кому, – ответил «демон». – Мне, пожалуй, нет – слишком рискованно. Потом, вам нужен, как я понимаю, сбыт в больших объемах. Где тут Лыков? Нигде. Арсений Иванович другое дело. Он… мыслит крупно. И операции ведет с размахом, самые разные, в том числе и секретные. Но это преждевременный разговор. Даже чтобы заикнуться перед ним о вашем предприятии, я должен быть уверен, что оно поставлено серьезно. И качество билетов действительно