Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ночь, когда мы вернулись, мне позвонил Ханс Мюллер: моя мама была в тяжелом состоянии. Мне надо было срочно вылетать в Швейцарию, и я помчалась туда первым же рейсом. Следующие несколько недель были очень тяжелыми. Я провела их в психиатрическом отделении больницы, где лежала мама, и ухаживала за ней, глядя на то, как она борется со своими внутренними демонами. Вернувшись в Нью-Йорк, я поняла, что не могу жить как раньше. Я не находила себе места в своей собственной жизни, где мне все доставалось на блюдечке с голубой каемочкой. Барри заботился обо мне как мог, но я будто выбилась из колеи. Увидеть свою мать в таком тяжелом состоянии, пережить вместе с ней ужасы ее прошлого – все это сказалось на моем состоянии. Мне надо сбежать от бешеного темпа и излишеств своей жизни. Я взяла детей и улетела так далеко, как только могла: на остров Бали.
* * *
«Сделай свое дело, затем отойди назад. Это единственный путь к безмятежности», – написал китайский философ Лао Цзы в шестом веке до нашей эры. Летом 1980 года я отошла как можно дальше – в свой первый день на острове я прошла восемь километров по прекрасному умиротворяющему балийскому пляжу и встретила там рассвет. Мне надо было сбежать от Нью-Йорка, Барри, Ричарда, успеха. В то утро, около пяти часов, я случайно встретила Пауло – красивого бородатого бразильца с длинными кудрявыми волосами, который жил на пляже в доме из бамбука и не носил обувь уже десять лет. Мне казалось, что я убежала от всего далеко-далеко и моя жизнь снова приняла новый оборот. Паоло восхитительно пах – смесью из ароматов цветов плюмерии, которыми был украшен его дом, и гвоздики от сигарет «Гудам Гаранг», которые он курил. Он занимался коллекционированием и продажей тканей, говорил по-индонезийски и провез нас с детьми по всем храмам и таинственным местам острова. Все начиналось как курортный роман, как способ забыть ужасные недели, проведенные с больной матерью, – еще один побег от реальности. Но он перерос в нечто большее, и, оглядываясь назад, я понимаю, что это было ошибкой.
Я полностью и безоговорочно потеряла голову от всего, что было связано с Бали, включая Пауло. У меня не было ни мыслей, ни фантазий насчет нашего совместного будущего – меня влек манящий дух неизведанного. В Нью-Йорке меня ждал Барри. В его взгляде были любовь и печаль, когда он пытался заглянуть мне в душу, чтобы понять, что произошло. Он знал, что что-то изменилось. Я понимала, что поступаю ужасно, но здравый смысл отступил под натиском бури эмоций.
Когда Барри съехал и с нами в Нью-Йорке стал жить Пауло, дети были не в восторге. Моя мать тоже. Что я делаю? Неужели я и правда влюбилась в этого «маугли» и готова отказаться от Барри, который был от меня без ума? Никто не мог поверить в происходящее. Я стояла на своем. Я была влюблена не столько в Пауло, сколько в возможность разрушить сложившийся уклад своей жизни с помощью этой новой любви.
Первое официальное знакомство Пауло с нью-йоркским светским обществом состоялось на ужине, который я устроила в своей квартире на 5-й авеню для Дианы Вриланд по случаю выхода ее книги «Шарм». Он появился перед гостями босым, в шелковой рубашке, надетой поверх традиционного саронга из иката с острова Купанг. Это вызвало изумление на лицах собравшихся, но мне было все равно. Честно говоря, я даже получала от этого удовольствие. Моей целью была провокация, и я жаждала острых впечатлений.
А еще Пауло постоянно напоминал мне о Бали, этом магическом острове, который так вдохновил меня своей красотой, тканями, красками. Я даже создала линию декоративной косметики под названием «Богиня заката». Я воображала, будто я и есть эта богиня, и посвятила своему новому мужчине парфюм Volcan d’Amour («Вулкан любви»). Дом в Коннектикуте скоро заполнился индонезийскими тканями и побрякушками, а вдоль реки я расставила яркие флаги, которые там стоят по сей день.
Одни изменения повлекли за собой другие: я забрала детей из нью-йоркской школы, и они стали жить в Cloudwalk постоянно. В городе меня не покидало чувство опасности. Обезумевший поклонник убил Джона Леннона на пороге его дома в декабре 1980 года, и я не могла отогнать от себя мысли об одиннадцатилетней дочери Кельвина Кляйна Марси, которую похитили и за которую требовали выкуп. К счастью, она не пострадала и ее отпустили, но моя тревога не отступала. Александру было одиннадцать, Татьяне – десять. Они уже были не в том возрасте, чтобы отводить их в школу за руку, и все же слишком юны, чтобы отдаться соблазнам городской жизни и псевдоискушенности некоторых их городских друзей. Я хотела, чтобы они обрели связь с природой, учились, не отвлекаясь на постоянные нью-йоркские заботы и дела, и развивали свой внутренний мир и воображение. К своему удивлению, я осознала, что в моих периодах детской скуки в Бельгии была своя ценность.
А еще этот переезд нужен был мне. Я потеряла интерес к образу бизнес-леди с сумасшедшим графиком и хотела проводить больше времени со своими детьми и своим мужчиной. Это был очередной порыв, но он был абсолютно искренним. Я уезжала в Нью-Йорк во вторник утром и возвращалась в Cloudwalk в четверг вечером. Пауло занимался строительством нового сарая, а дети ходили в частную школу Rumsey Hall недалеко от дома.
Моя смена имиджа коснулась и одежды. Я перестала носить собственные платья, впрочем, их дизайном в то время занимались держатели лицензий, и стала носить только саронги. Потом я сняла свои сексуальные туфли на высоких каблуках, летом сменив их на сандалии, а зимой – на ботинки. Я носила экзотические ювелирные украшения и перестала выпрямлять волосы, часто вплетая в них живые цветы. Когда появлялась возможность, мы