Мэлори аккуратно опустил этот факт в свою мысленную картотеку. Хорошо, что он об этом узнал, пусть и поздно. Надо же, это его третья экспедиция с барнардцами, и до сих пор он не удосужился узнать о таких вещах. Мог бы влипнуть… Правда, в прошлые два раза он не возглавлял экспедицию, да и эксцессов тогда не было.

– Так вот почему у Фоо голова как затоптанный газон, – догадался Мэлори. – Это он сам так потрудился над имиджем?

– Ну да. Бедный Миай хочет походить на землян, но в его сознании не укладывается, что мы не стрижёмся собственноручно. Вот он и занимается эквилибристикой с зеркалом и машинкой.

– Жёстко ты с ним, Вик, – сказал тем временем Коннолли за другим столом. – Со стороны можно было подумать, ты его вот-вот сгребёшь за кудри и носом об пол.

– Я не изверг, – отозвался Лаи с набитым ртом. – Принятых мною мер вполне достаточно. Он же утихомирился, ведь так?

– Влопался наш Амаи, – вздохнула Лика Мальцева. – Почти верный волчий билет.

– Волчий билет? – насторожился Лаи. – А это что такое?

– Это значит занесение в чёрный список, – объяснил Коннолли. – Тех, кого лишают права работать в экспедициях. Носорог зол как чёрт – из-за того, что Амаи его ударил, но главным образом из-за салата. Как бы эта экспедиция не оказалась для парня последней.

– Дура-ак, – протянул Лаи. – Ой, дурак… Ну что ему стоило проверить скафандр?

Оба поняли его без лишних слов. Академическая карьера Ори на родной планете из-за этого инцидента могла запросто оборваться, не начавшись. Если первая же экспедиция кончится для него подобным образом, он не сможет даже защитить диплом…

– Далась ему эта радиация, – пробурчал себе под нос Коннолли. – Чего его заклинило?

– Заклинит тут, когда целый день выкапываешь скелеты, один уродливее другого, – сказала Лика. – Было бы удивительно, если бы он бредил розовыми слонами.

– Какими слонами? – не понял Лаи.

– Да так, присказка, – отмахнулся Коннолли. – Кстати, а что ты такое ему сказал, что он сразу заткнулся и перестал визжать?

– Я только сказал ему, что он…

Лаи вытянул пухлые губы трубочкой и с шумом выпустил воздух. На земной слух получилось нечто вроде: «ои-ххэй!».

– А что это значит? – Коннолли сгорал от любопытства. – Или, – показал он глазами в сторону Лики, – не при дамах?

Лика прыснула.

– Патрик, мы же историки.

– Не надейтесь, – саркастически ответил Лаи. – В наших языках вообще нет непристойных ругательств – по крайней мере, непристойных в вашем понимании. Мы не используем для этого сексуальные термины. Если я и затруднился с объяснением, то это потому, что не нахожу подходящего эквивалента этому слову. Буквально я бы его перевёл… э-э… как «дитя из тёмной комнаты».

– А в чём смысл? – не отставал Коннолли. Лаи вытирал рот салфеткой.

– Смысл в том, что бывают дети, которые по какой-то причине выросли в изоляции от людей. Такой человек не умеет ходить и говорить, не знает своей культуры, не знает, кто он – не знает, что значит быть человеком. Если кому-то сказали, что он «дитя из тёмной комнаты», это самое страшное оскорбление, которое можно нанести человеку у меня на родине. В древности за него вызывали на поединок.

Лаи как-то нервно дёрнул ресницами.

– Чего только не рассказывают про древность… В массовой литературе мне встречалось утверждение, будто так наказывали тех, кто струсил в бою – младшего из его детей превращали в…

Он снова выговорил это слово на родном языке.

– А впрочем, это, скорее всего, журналистские фантазии, – прибавил он. – Никакими источниками не подтверждается. Это просто попытка объяснить, почему это слово так стыдно слышать – особенно мужчине.

– Я думаю, это слово можно перевести, – вдруг сказала Лика. – Мне сейчас пришёл в голову земной эквивалент.

– Какой? – оживился Лаи.

– Каспар Гаузер.

Барнарда, 15 декабря 2309 года по земному календарю.

Лика с ногами сидела на кровати, свесив голову между колен. Это утро застало её врасплох; она зависла между вчерашним и сегодняшним днём, боясь пошевелиться и покинуть это томящее, но вместе с тем успокоительное безвременье. А между тем ей хотелось есть, и завтрак в гостиничном ресторане уже двадцать минут как начался.

Самое ужасное, что Патрик был прав. Она действительно рассматривала Лаи как мужчину. Она и сейчас смешалась, вспомнив, как вчера любовалась им из-за музейного стенда. Раньше она как-то не обращала внимания на то, что он кра…

Хватит, оборвала она себя, довольно. Во-первых, он ростом ниже тебя на двадцать сантиметров, и, разговаривая с ним, ты имеешь уникальную возможность созерцать донышко его пилотки. А во-вторых, природа всё равно предназначила его для представительниц его собственного вида. Природе нет дела до твоих симпатий.

Она выпрямилась; спустила ноги с кровати. За окном была всё та же ровная, светлая, бледно-пасмурная дымка – Летящая Звезда Барнарда никогда не демонстрировала своё лицо на публике. Лика посмеялась над собственной тревогой. В конце концов, они с Патриком здесь ненадолго. Через восемь дней они улетают на Землю. Что может случиться за восемь дней? И вообще, что особенного произошло? Она просто решила, что эта его стрижка не так уж его безобразит. Совершенно не повод для опасений.

Лика встала, надела горячую после гладильного автомата юбку и вышла из номера.

В коридоре что-то тихо гудело. Уборка? Так и есть, источником гудения оказался полуавтоматический пылесос, катавшийся от стены к стене. За ним следовал мужчина в тёмно-зелёном рабочем комбинезоне с логотипом отеля на спине, державший в руке удочку-дистанционник. Это был не тот уборщик, что наводил порядок в номерах – того Лика уже видела, и он приходил в другое время. Увидев Лику, уборщик остановился, удочка повисла в его руке, пластиковый круглый корпус пылесоса глухо стукнулся в стену.

– Эээээ, – с бестолковой ухмылкой протянул он. Не говорит по-маорийски, сообразила Лика. Пылесос крутился на месте и жужжал. Что-то не так было с этим уборщиком, и Лика замерла напротив него. Ему было около тридцати, но локона чести у него не было – его чёрные волосы были коротко подстрижены, почти на земной манер. Уборщик медленно развернулся к ней лицом. В стеклянных карих глазах застыло выражение напряжённой попытки понять, чего от него могут ждать. Спереди на комбинезоне Лика разобрала надпись по-маорийски:

«Убедительная просьба алкоголь не давать».

Уборщик был умственно отсталым.

Лика заперла дверь номера. Вот, значит, что происходит с такими на Барнарде… «Алкоголь не давать». На Земле это сочли бы унизительным, хотя сам бедолага и не умеет читать.

Она сделала успокаивающий жест: иди, мол. Уборщик тут же потерял к ней интерес и занялся пылесосом. Она отправилась к лифту.