Я чувствовала, что мой человек отчего-то сильно возбужден, и посмотрела на него с беспокойством. Что стряслось?

– Я понимаю это, сынок, – ответил мужчина. – Но от обладания врожденной способностью до обладания официальным свидетельством путь неблизкий.

– Сколько времени может занять получение такого свидетельства?

– По правде сказать, я точно не знаю, но, похоже, это сложный процесс. – Мужчина пожал плечами. – Я могу сказать тебе определенно только одно – наш госпиталь этим не занимается.

– У нас есть только три дня, а потом они запустят процедуру выселения, – простонал Лукас. Я лизнула его руку.

– Док, а вы не могли бы ему дать какое-нибудь письмо на этот счет? – спросил Тай.

– Нет, не могу. Даже если от такого письма и была бы какая-то польза, в чем я сильно сомневаюсь – ведь, как я уже сказал, для признания Беллы такой собакой существует четко прописанная процедура – я все равно не могу заявить, что она обучена предупреждать о приближении эпилептических припадков, поскольку она такое обучение не прошла. Она просто собака с врожденной способностью это делать.

Тай вскочил на ноги. Он казался еще более возбужденным, чем Лукас.

– Послушайте, она по-настоящему особая собака. Она приходит в отделение, и ты видишь, как у людей проходит стресс. В программе групповой психотерапии из двенадцати шагов новички от нее в восторге, потому что она дает им уверенность в себе. Она сидит перед всеми ними, и почти каждый, кто хочет рассказать о своих проблемах, сначала гладит ее. И я знаю, она очень помогает Терри. Она говорит, что от Беллы больше проку, чем от антидепрессантов, которые она принимает. Ее все любят. Белла творит добро, док. А это дорогого стоит.

Мужчина немного помолчал.

– Стало быть, вы все-таки знаете, что, приводя собаку в госпиталь для ветеранов, вы тем самым нарушаете правила, верно? – спросил он наконец.

– Я знаю, что готов сделать все, что только возможно, чтобы помочь тем мужчинам и женщинам, о которых я забочусь. Мужчинам и женщинам, которые служили своей стране. Людям, которым по множеству причин сейчас приходится туго. И раз уж эта собака может положительно влиять на то, как они себя чувствуют, я, черт возьми, сделаю все, чтобы она продолжала их навещать! – с жаром ответил Тай.

Мужчина поднял руку.

– Не поймите меня превратно. Я просто хотел удостовериться, что вы понимаете – если доктор Ганн или пара-тройка других врачей, имена которых я мог бы вам назвать, узнают, что вы тайно проводите в госпиталь домашнее животное, они прикроют всю вашу программу. Хотя лично я в этом не заинтересован.

– Белла не просто домашнее животное, – спокойно сказал Тай. Теперь он казался мне уже не таким сердитым. – Именно это я и пытаюсь вам объяснить.

Мне понравилось, что Тай произнес мое имя, и я завиляла хвостом.

– Как дела у твоей матери? – спросил мужчина Лукаса.

– Ей стало… в чем-то лучше, в чем-то хуже. Последнее время она уже не чувствует себя такой подавленной, вот только меня сильно беспокоят эти ее судорожные припадки. Мы-то думали, они у нее прошли.

– А твоя собака помогает ей справляться со своей депрессией?

– Да. Еще как.

– Расскажи мне об этом поподробнее.

– Ну, она остается с Беллой на целый день. И когда я возвращаюсь домой, то вижу, что ей намного лучше, чем раньше, я хочу сказать, до того, как у нас появилась собака. Я уже очень давно не видел, чтобы она, как бывало прежде, чувствовала себя настолько подавленной, что весь день ходила бы в пижаме или ничего не ела. Она гуляет с Беллой, и это дает ей массу энергии. И Белла, похоже, понимает, когда на нее начинает наваливаться тоска, и каждый раз, когда это происходит, она кладет голову маме на колени.

Лукас произнес мое имя, и я опять завиляла хвостом.

– Рад слышать, что ей стало лучше.

– Она начала намного чаще ходить на собрания по программе двенадцати шагов. – Лукас взглянул на Тая.

– Лукас, я в общем-то не могу этого подтвердить, – словно извиняясь, сказал Тай.

– А, ну да. Извини.

– В общем, дело сводится к следующему, – сказал мужчина, откашлявшись. – Я не могу дать вам какой-либо документ, подтверждающий, что она обучена предупреждать о приближении эпилептических припадков. Однако, если я правильно понимаю закон о справедливом решении жилищных вопросов, для признания ее собакой, обеспечивающей эмоциональную поддержку, достаточно письма от врача, наблюдающего Терри. И я напишу такое письмо прямо сейчас.

– А в этом случае… компания, управляющая домом, разрешит нам остаться в нашей квартире, если у нас будет такое письмо? – с надеждой спросил Лукас.

– Я, конечно, не адвокат, но судя по тому, что я читал в Интернете, они будут обязаны это сделать.

– Огромное спасибо, доктор Стерлинг. Вы даже представить себе не можете, как много это значит для меня и моей матери.

Мужчина взял карандаш и какое-то время писал что-то на листке бумаги.

– Но это вовсе не означает, что вам теперь все сойдет с рук. – Он пристально посмотрел на Тая. – Приводя ее сюда, вы все равно нарушаете правила, установленные в госпитале для ветеранов. Если бы она была официально признана собакой, предупреждающей о приближении эпилептических припадков, это был бы другой разговор, но проводить сюда животных, оказывающих эмоциональную поддержку, запрещено.

– Я вас понял, доктор, – сказал Тай.

– Я не собираюсь на вас стучать. Я просто предупреждаю вас о возможных последствиях, если вас раскроют.

– О, думаю, мы сумеем сохранить визиты Беллы в тайне, – сухо заметил Тай. – Этим занимаются люди, знающие толк в таких делах.

Мужчина отдал листок бумаги Лукасу, и тот положил его в карман. Он явно был ужасно, ужасно рад, но почему-то не отметил свою радость, дав мне лакомство.

* * *

После этого кое-что в нашем доме изменилось. Лукас перестал на мгновение выходить из дома на улицу один, прежде чем бежать со мной на тротуар. Теперь мы выходили вместе, и Лукас не возражал, если я мешкала, обнюхивая землю вокруг нашего крыльца.

Поначалу это сбивало меня с толку. Я уже поняла, что хорошая собака учится новым вещам, проделывая их снова и снова. Именно так мне стало понятно, что «Не Лай» означает, что я должна молчать, как бы меня ни провоцировали, а «Крохотный Кусочек Сыра» означает, что Лукас меня любит и держит в руке совершенно особенное лакомство. Когда он говорил мне, что я хорошая собака, это было так же замечательно, как любое лакомство, даже курица, хотя, разумеется, было еще лучше, если к этому прилагалось еще и лакомство.

Но люди могут все менять без предупреждения, и я просто приняла эту перемену как часть жизни с моим человеком. Правда, я все равно никак не могла взять в толк, почему мы теперь выходим из дома по-другому.