толкнул ее в плечо. Ива упала на колени, руками — по локоть в холодную воду. Над головой гудел гнус. Подняв взгляд, она увидела, что на веке Рогана-Брогана сидит большой комар — жирное брюшко раздулось от крови.

«Черная… — подумала Ива. — У него черная кровь… Точь-в-точь как у угольной девочки…»

Тут же вспомнился гадкий вкус этой крови, и Ива судорожно сглотнула.

— Оом…

Схватив Иву за ворот платья, колючий пастух поставил ее на ноги. Девочка пошатнулась, но Роган-Броган не дал ей упасть.

— Я должна идти туда?

Ива подняла руку. Что-то темнело сквозь туман — вроде бы островок на болоте, но на секунду ей показалось, что островок движется. Не ответив, колючий пастух зашагал дальше. Ива замешкалась: можно попытаться сбежать, но она нутром чуяла, что делать этого не стоит. С пастухом было страшно, но оставаться одной — еще страшнее. А если она в тумане забредет в трясину? Кто тогда ее вытащит?

— Эй! Погодите! — Прыгая с кочки на кочку, Ива поспешила за Роганом-Броганом, на ходу отмахиваясь от комаров.

Мох прогибался под ногами и не хотел отпускать, и от этого Ива быстро устала. Ноги она промочила, не прошли они и половины пути. В сапогах отвратительно хлюпало, к тому же у нее сползли носки, и Ива шагала босиком, в своей собственной личной луже.

— Я устала… — захныкала она.

— Оом! — отозвался колючий пастух. Ждать ее он не собирался.

— У меня болят ноги! — сказала девочка еще более плаксивым тоном. — Куда мы идем? Зачем?

— Оом!

Поняв, что большего от него она не добьется, Ива выругалась. Но ничего не оставалось, кроме как тащиться следом. Тощая коричневая лягушка выпрыгнула из-под сапога и спряталась под мокрой корягой.

Островок приближался так медленно, что казалось, будто на самом деле он от них убегает. Но постепенно темный силуэт стал расти, проступая сквозь туманные лохмотья. По сути, это был огромный гранитный валун, младший брат скалы рядом с домом Матушки Ночи, глубоко погрузившийся в трясину, так что над поверхностью возвышался лишь кривой купол. На склонах росли чахлые березы и осины. Многие деревья стояли вообще без листьев, но куда хуже выглядели те, у которых живыми оставались лишь одна-две веточки, с парой листочков, трепещущих на ветру. Лишь ближе к вершине деревья росли чуть гуще.

Колючий пастух остановился шагах в двадцати от острова. Ива налетела на него, запнулась, да и плюхнулась в воду. Забарахталась, с перепугу молотя руками и поднимая фонтаны брызг. На мгновение показалось, что сейчас она утонет, но потом Ива сообразила, что достает руками до топкого дна. Она не видела, что находится под поверхностью воды, но на ощупь оно было студенистым и склизким. Только тогда она сообразила, что они подошли к краю широкого рва, кольцом окружившего островок.

Девочка стояла по пояс в воде; Рогану-Брогану здесь было по колено. Ива промокла до нитки. Ее трясло от холода, зубы выбивали частую дробь. Ладони покраснели, и, чтобы хоть как-то согреться, Ива спрятала их под мышками. Унять дрожь так и не удалось. Мокрые волосы прилипли ко лбу — в прядях запутались водоросли, ошметки мха и мелкие черные листья. Если бы ее сейчас увидела Повариха, кухарку бы хватил удар.

— Оом…

Колючий пастух взмахнул посохом и двинулся дальше — через черный ров, с каждым шагом погружаясь все глубже и глубже. Вот вода достает ему до пояса, а вот уже почти до груди… Окажись Ива на его месте, ее бы уже скрыло с головой.

— Эй! Я не умею плавать!

Поскольку Роган-Броган ее не понимал, она попыталась донести эту мысль жестами. Колючий пастух остановился и с отрешенным выражением на морде уставился на пантомиму. Прошло, наверное, минуты две, прежде чем он сообразил, что она хочет сказать. Вернувшись на пару шагов, Роган-Броган протянул ей конец посоха. Пришлось вцепиться в него двумя руками — на большую помощь рассчитывать не приходилось. Ива крепко зажмурилась и упала в воду. И тут же вынырнула, отфыркиваясь и отплевываясь.

Роган-Броган потащил ее на буксире. Ива вытянула шею, чтобы не наглотаться болотной жижи. То и дело она принималась молотить по воде ногами. Толку от этого не было никакого, но Ива надеялась, что таким образом она распугает пиявок, которые могли здесь водиться. Про пиявок она читала в энциклопедии профессора Сикорского и, хотя никогда не видела их живьем, испытывала к ним жгучую неприязнь.

Наконец колючий пастух выбрался на берег, оскальзываясь на крутом склоне, а следом вытащил и Иву. Она осталась лежать на холодном камне, будто пойманная рыба, не находя сил подняться. Роган-Броган потянулся, иглы на спине встали дыбом, и он отряхнулся, совсем как дикий зверь. Во все стороны полетели брызги. Не дожидаясь, пока Ива придет в себя, он начал подниматься по склону. Это существо не знало ни усталости, ни жалости. Чуть ли не плача, Ива потащилась следом.

На вершине холма и в самом деле оказалась небольшая рощица: мелкие березки дрожали и жались друг к другу не то от холода, не то от страха. Но, только подойдя совсем близко, Ива поняла, зачем они сюда пришли. Деревья росли кольцом, образуя нечто вроде хрупкой живой стены, а в центре кольца на подстилке из опавших листьев лежал большой зверь.

Зверь спал, свернувшись клубком и пряча голову между лап. То и дело он громко фыркал, выдыхая огромное облако пара. Ива увидела раздвоенное копыто и длинный рог, торчащий над мордой… Длинная шерсть висела клочьями, видимо, зверь еще не до конца полинял после зимы. А еще он страшно вонял. От резкого запаха у Ивы так засвербело в носу, что она громко чихнула. Зверь вздрогнул, но не проснулся.

— Оом! — Колючий пастух стукнул посохом оземь.

И тогда зверь соизволил поднять голову и посмотрел на них большими зелеными глазами.

Взгляд Зверя

Зверь медленно поднялся на ноги. Отряхнулся, сбрасывая налипшие на брюхо листья. Хлопнул себя хвостом по боку, разгоняя комаров, и снова посмотрел на девочку и колючего пастуха. Глаза у него были цвета свежей весенней листвы и влажно блестели, будто еще чуть-чуть и зверь расплачется горючими слезами. Ива и подумать не могла, что звери умеют плакать, и в то же время… Зверь дернул кабаньим рылом, принюхиваясь; верхняя губа задрожала, обнажая кривые желтые клыки.

Ива вздрогнула. Зверь с такими клыками не может питаться одними цветочками да веточками. Эти зубы были предназначены для того, чтобы рвать плоть. Да и витой рог посреди лба выглядел отнюдь не безобидным украшением. Когда-то