Молодой Брежнев любил во время застолий прочувствованно читать стихи. Знал наизусть Есенина и… Мережковского. Так случилось, что в юности попалась ему книжка этого высоколобого символиста. А уж что смолоду в душу запало – на всю жизнь остается. Однажды огорошил сановитых гостей декламацией стихотворения Апухтина «Сумасшедший», очень популярного у чтецов старой закалки: «Садитесь, я вам рад… Я королем был избран всенародно…». Ему нравилось быть добрым королем.

Эпоха Брежнева стала передышкой для советского народа, уставшего от сверхнагрузок, от военного напряжения, от разрухи. Брежнев осознавал это. В первый день своего правления он заявил: «При Сталине люди боялись репрессий, при Хрущеве – реорганизаций и перестановок. Народ был неуверен в завтрашнем дне… Поэтому советский народ должен получить в дальнейшем спокойную жизнь для плодотворной работы», – это кредо брежневизма запомнил заместитель 9-го управления КГБ М. Докучаев, мемуарист добросовестный. «Разве русский народ хуже тех же чехов или немцев? Он тоже должен сытно есть, удобно спать, чтобы хорошо работать», – сомневаюсь в достоверности этой фразы, известной по воспоминаниям племянницы генсека, но зерно исторической правды здесь есть, Брежнев вполне мог и так рассуждать. Период передышки, «застолья» был неминуем по исторической логике, он был своевременным. При этом Брежнев не сдал завоеваний сталинского века и отстоял свою вахту на капитанском мостике сверхдержавы без поражений. После революционных, чрезвычайных десятилетий государство стало «бережнее» к народу. Закономерно, что политическим лидером этой поры стал рабоче-крестьянский царь, простак на троне, свой человек, ясный и понятный миллионам – как кружка квасу. Демократизм, доступность стали стилем эпохи. Простые дешевые новостройки, простые домики на садовых шести сотках… Простые люди заседали в Верховном Совете – рабочие, колхозники, чабаны. Элита страны! Приглядишься – а у депутата отсутствует передний зуб. Так же, как у твоего соседа-слесаря. Миллионы женщин уходили на пенсию в 55 лет: им хватало пенсии и накоплений в сберкассе. Пенсию стали получать и колхозники. Уже не нужно было вкалывать «через не могу». В квартирах появлялись стиральные машины и магнитофоны, а без телевизоров и холодильников жизнь уже была непредставима. Самую качественную технику приходилось покупать по записи, но, в отличие от дефицитного продовольствия, бытовая техника постепенно становилась все более частой гостьей на магазинных прилавках.

Прав советолог Джузеппе Боффа: «Эта тенденция означает, что наконец достигнуто нормальное положение, и она соткана из многих элементов: гордости за достигнутые после мучительного напряжения результаты прошедших десятилетий; законного желания воспользоваться их плодами, какими бы скромными они ни казались; понятной усталостью от трагических страданий прошлого и судорожных хрущевских нововведений; наконец, страхом, что новые потрясения могут вызвать конфликты, за которые придется дорого заплатить, как уже случалось в прошлом». Боффа описывает консервативное общественное согласие, властвовавшее в Советском Союзе в семидесятые годы. Казалось бы, обстановка благоприятствовала к повышению авторитета государства. Брежнев в Кремле, Григорович «на балете», Рюмин в космосе, Образцов – в Кукольном театре, Трешников – в океанологии, Виктор Тихонов – во главе хоккейной «Красной машины», Бондарчук – на киноэкранах, Злобин – «с колес» строит многоэтажки, Лакомов прокладывает усть-илимские и тайшетские трассы, Александров – во главе науки… Самый сильный человек на земле – Василий Алексеев. На Самотлоре соревнуются в рекордах по бурению бригадиры-нефтяники Геннадий Левин и Григорий Петров. Спокойно, неотвратимо атомный ледокол «Арктика» первым в мире достигает Северного полюса в надводном плавании. Бедуля создает почти коммунистические условия в своем колхозе «Советская Белоруссия»… Идиллии помешал непредсказуемый фактор: тяжелая болезнь вождя. Мы упустили шанс, проиграли с полным набором козырей на руках! Уже в середине семидесятых Леонид Ильич преждевременно стареет, а народ отнесся к речевым и двигательным бедам генсека без пиетета. И – парадокс: мудрые и содержательные речи, актуально звучащие и в XXI веке, речи, которым место в классике политической риторики, были восприняты народом исключительно в анекдотическом ключе. Настоящая трагедия для нескольких поколений советских людей: многолетний труд квалифицированных экономистов, юристов, идеологов пропал втуне из-за болезней несменяемого генсека.

К началу 1960-х вся страна знала Брежнева в лицо. Он выделялся обаянием, нравился женщинам. Больше всего одобряли приход Брежнева к власти в 1964-м те, кто был недоволен нелепым внешним, неказистым видом Хрущева. Хрущев сетовал: «Мало, что он красавец, гроза баб, а как его люди любят… Леониду не надо бороться за власть, люди сами его толкают». Брежнев казался бравым и добродушным фатом. Он был обходителен с женщинами, это бросалось в глаза даже на официальных церемониях. Смотрел на них не мертвым глазом. Если в речах возникал «женский вопрос» (скажем, вполне протокольная ремарка, что необходимо смелее выдвигать женщин на первые места в партийной и хозяйственной работе) – по интонации было ясно, что он искренне симпатизирует слабому полу и знает толк в женщинах. Некоторых смущал налет мужской самовлюбленности. Костюм, галстук, одеколоны, прическа – все это много значило для Брежнева, он стремился к элегантности. Один мемуарист отметил: Брежнев не мог пройти мимо любой полированной поверхности, не полюбовавшись на свое изображение. Не случайно и Сталин в легенде, в которой, несомненно, есть доля исторической правды, назвал Брежнева «красивым молдаванином». Обаяние эпикурейца сыграло ключевую роль в карьере Брежнева!

Своему помощнику, Андрею Александрову-Агентову, Брежнев признавался: «Обаяние – это очень важный фактор в политике». Брежнев любил пофорсить, ввел в моду летние пиджаки-куртки, которые называл «тужурками». Уважал труд фотографов, приблизил к себе фотохудожника Владимира Мусаэльяна. Если нравился себе на фотографии – по-детски радовался, говорил: «Я здесь, как Ален Делон!». Из актеров считал похожим на себя еще и Вячеслава Тихонова. Боялся растолстеть, следил за весом. В 1950 – начале 1960-х он был полнее, чем в старости, когда увлекся плаванием, диетой и ежедневным взвешиванием. Свой вес он чуть ли не ежедневно записывал в дневник. На весах Брежнев не экономил. На даче Брежнева всегда имелись весы новейших моделей. Он часто менял весы, надоевший экземпляр передавал в больницу. Брежневский дневник демонстрирует нам образ истинного простого советского человека, который был заядлым хоккейным болельщиком, любил цирк, игру в домино и отдых у воды: «Завтрак. Бритье. Плавание. Сегодня заснул на качающемся снаряде на берегу», «Забили в косточки с Подгорным», «Днем немного погулял. Потом смотрел, как ЦСКА проиграл «Спартаку». Молодцы, хорошо играли!», «Михаил Евстафьевич прислал синюю рубашку с пуговичками до низу, но не шерстяную».

Была в Брежневе и бацилла мещанства, опасная в социалистическом обществе. В те годы эта бацилла распространилась и на широкие народные массы, увлекшиеся собиранием хрусталя, ковров и книг под цвет обоев. Сам Брежнев говорил на ХХV съезде: «Мы добились немалого в улучшении материального благосостояния советского народа. Мы будем и дальше последовательно решать эту задачу. Необходимо, однако, чтобы рост материальных возможностей постоянно сопровождался повышением идейно-нравственного и культурного уровня людей. Иначе мы можем получить рецидивы мещанской, мелкобуржуазной психологии. Этого нельзя упускать из жизни». В то же время ни в одной стране мира не было такого количества осмысленных, облюбованных домашних библиотек и замечательных коллекций, которые собирали простые советские люди (не миллионеры!), увлеченные стариной, филателией или бабочками… Брежнев не был Павкой Корчагиным, не превращал жизнь в тотальный трудовой подвиг. Любил развлечения – охоту, дружеские застолья, развлекательное кино. Грустил, когда врачи ограничили его рацион, на одном банкете жаловался Виктору Суходреву: «Я здесь есть ничего не могу… Приеду сейчас домой, там и покушаю: съем вареное яичко, две сосиски – вот и весь мой ужин». Любил телепередачи «В мире животных» и «Кабачок 13 стульев». Телевизионный кабачок считался эталоном пошлости и глянца по-советски. Помните, как манерно, по-кошачьи на всю Америку поздравляла с днем рождения президента Кеннеди Мэрилин Монро? Отметим: Брежнев не докатился до такого балагана. Все-таки коммунистическая мораль оказалась сильнее американской пуританской! Мы и представить не можем, чтобы какая-нибудь пани из «Кабачка…» (а все они не уступали Монро ни обаянием, ни броской силой кокетства) публично поздравила Брежнева в развязно эротическом стиле. Брежнев не превращал политику в шоу-бизнес. Хотя «в свободное от работы время» отдавал должное легкому жанру.