– Да. Памятник былым временам.

– Ты знаешь Антона? – я сел на одну из коробок, которая тут же прогнулась подо мной.

– Антона? Шлаева, что ли? Который с кривым носом.

– Да, он самый, – мне было тяжко вдыхать пыль, и я стал покашливать, – Так вот, сколько ему лет?

– Семнадцать, – Андрей озирался по комнате, – А тебе зачем?

– Я его как-то встречал и понял, что он местный решала. Интересно стало.

Андрей улыбнулся.

– Решала… – он шептал какие-то слова, а потом уставился на меня, – А ты сам вообще как… ну, куришь, пьешь, колешься?

Андрей говорил серьезно, по нему было видно.

– Не особо… сигареты не люблю, но одно время ходил с вейпом, а пил в своей жизни только шампанское, и то с мамой на Новый год. А ты… – я думал, стоил ли переходить на эту тему, – Ты… почему считаешь, что дядь Федя монстр? Ну, я понимаю там, что…

– Не понимаешь.

Комната погрузилась в молчание на пару секунд, прежде чем он продолжил:

– Такое трудно понять. Да и вообще, это мои детские обиды… но… я ненавижу людей, которые пьют. Просто они вызывают отвращение и… презрение. Это слишком скользкая дорога, и надо быть совсем конченым ублюдком, чтобы по собственной воле брать в руки это, – он пнул бутылку “Русской валюты”, которая со звоном ударилась о стенку рядом со мной, – Да и в принципе, потакать слабостям – это мерзко.

– Но это… не всегда слабость, – я понимал, что ему пришлось несладко, и виноват в этом был алкоголь, но всё же, для меня это было чересчур, – Типа, есть же нормальные люди.

Он усмехнулся.

– Наверное. Я таких ещё не встречал. Да и… люди – это пиздец.

– Ты перегибаешь. Да, согласен, алкоголиков вряд ли назовёшь хорошими ребятами…

– Это ты зацикливаешься, Максим, – он стал тереть руки друг о друга, легонько топая ногой, – Ты думаешь, это все проблемы? Одна из тысяч! Да, дерьмово получилось, но забери у них алкашку, они же найдут ещё чем убиться!

– Окей-окей, не… не заводись так.

Из дыры в потолке, где был люк, доносился тусклый свет. В нём, как метель зимой, парила пыль. Она хаотично взлетала и падала, вечно в движении, но такая… мёртвая. Я вспомнил про яблоки. Про подоконник.

– Третий… помнишь, ты говорил про третьего? Того старика.

– Да. Я думал, ты поймешь, но…

– Он тоже монстр? Потому что попал под несчастный случай?

– Несчастный случай? Это ты сейчас пожар имеешь в виду?

– Ну да. А что это, по-твоему? Поджог?

– Ты придурок, Максим. Ладно, я понимаю, с кем не бывает – пожары не редкое явление, тем более у нас, но… – он поднялся с каркаса и стал ходить по комнате, смотря под ноги, – Несчастный случай… там сгорел человек, Максим. Человек. Потому что эти конченные идиоты просыхают только на рождество, когда у других чертей хватает человечности не подгонять им пузырь! Православный праздник, если что. Святой… но…

Андрей остановился и замолчал, озираясь на кучу коробок в углу, прямо под прогнившей полкой.

– Случайно напиться так, чтобы не чувствовать, как огонь выжигает твои нервы? Скажи мне, разве можно… блять… напиться так, чтобы не ощущать угарный газ и то, как у тебя горят ноги?! Что за случай такой мог произойти?!

– Полегче… я понимаю…

– Да ни хера ты не понимаешь, Максим, в том то и проблема! Ты же такой, как остальный – везунчик. Ты не видел, как, сука, люди ломают людей, говоря сквозь слёзы о любви! Не могу я, блять, выносить таких мразей. Кишки выворачивает!

Я тоже поднялся с коробки, одной рукой поддерживая гнущийся картон. Андрей всё ещё смотрел под ноги, нарезая круги по комнате.

– Успокойся, мужик. Это дерьмо…

– Заткнись! – я не успел договорить, как Андрей вскрикнул и ударил по полке, – Мне хватило этих слов!

Он стал подниматься по лестнице вверх, быстро и молча, словно убегая от меня. Я немного постоял в комнате и последовал за ним. Там, в лесу, уже после того, как мы вышли из амбара, я нагнал Андрея и взял его за плечо. Он резко обернулся, и я увидел его блестящие голубые глаза, покрытые беспомощным гневом. На лес уже опустились сумерки, поэтому расплывчатое здание, чьи битые окна мрачно глядели на нашу перепалку, казалось каким-то чудищем моему периферическому зрению.

– Что? – прохрипел Андрей, скинув с себя мою руку.

– Ты куда?

– Неважно, – он развернулся, – Там, справа, – он выставил руку, показывая направление, – Будет выход на Главную улицу. Метров сто пройди, и увидишь. Там большой камень стоит.

Андрей постоял пару секунд, глядя в ту сторону, в которую указывал, а потом побрел к тропе, по которой мы пришли.

– Со мной нельзя, – бросил он, проходя зерноочистительный комплекс, – Иди домой, Максим. Мне… я пока один погуляю. Прости.

– Да… ничего. Ты только… завтра можем пойти достраивать наш домик.

– Хорошо, – его голос тонул в лесу. Через полминуты он исчез в листве и кустах, а я так и стоял возле большого летающего чудовища.

– Под водой их нет, говоришь…

Я пошёл в сторону Главной улицы, надеясь на скорое возвращение к уже привычным домам. По пути я встретил большую опору линии электропередачи, стоящую возле треугольного камня, в высоту уходящего на метр. Провода тянулись параллельно дороге, повисая в опасной близости с ветками деревьев. Такая же колея, образованная проезжающими машинами, но по виду можно было сказать, что ездят здесь чаще, чем по озёрной, с которой мы пришли.

Лес становился реже, и уже через пять минут я увидел крышу чей-то бани, из которой клубами валил дым, просвечивающийся сквозь полную луну, появившуюся на небе. Журчание воды заставило меня опустить взгляд на тропу, где теперь помимо травы расположились две небольшие доски – импровизированный мостик через прорезающий дорогу ручей. Я перешагнул его и пошёл дальше, пока не вышел к огороду, огороженному железной сеткой. По левой стороне тянулась тропа, уходя на Главную улицу. Вот я и вернулся.

Напротив меня возвышался местный клуб, необычно освещённый в эту ночь. Помимо света, бьющего из больших окон, были ещё какие-то маленькие лампы на перилах террасы перед входом. Там стояли два парня, безмятежно утопая в дыму сигарет. Они о чём-то говорили.

Перед клубом, чуть ниже по левую сторону, стояла та самая будка-магазин, в которой я совсем недавно покупал “Космос”. В темноте она была похожа на сторожевую будку, в которой стражник оберегал ночной покой жителей деревни от особо буйных разгильдяев, и я бы даже поверил в это, если бы