ты девчонка, если б не старая нянька! Я положила на кровать подушки, накрыла одеялом и сказала, и глазом не моргнув, что Ангэрэт, как послушная дочь, давно уж почивает сном невинного младенца в своей девичьей постельке. Довелось завираться на старости лет! Где же благодарность за это?

Разворошив всю постель своими прыжками и вознёй, я чинно уселась и, смеясь, расцеловала старушку в обе щеки.

— Спасибо, спасибо, нянюшка!

Тихонько брюзжа, Нимуэ отвернулась, но, как всегда, ласка смягчила её доброе сердце.

— Глядите, ребятки, не доведут до добра ваши игры.

— Не понимаю, няня. — Руками я сгребла вокруг себя одеяла и простыни, умостившись в этом гнезде.

— Всё ты понимаешь! — рассердилась Нимуэ.

Недовольство маленькой юркой старушки проявлялось столь забавно, что я прыснула в ладонь. Нянюшка, раззадорившись, возвысила голос и, поворотившись в сторону спальни, что занимал Джерард, продолжала через стену распекать уже его:

— Сдаётся, я польстила негодному мальчишке, опрометчиво признавая за ним способность думать! В какое болото он, безумный, тянет тебя за собою? А ты и рада тому!

Неподдельное волнение доброй старушки заставило устыдиться и погасить улыбку. Я подошла к Нимуэ и сжала маленькие сухие ладошки.

— Нянюшка, ты напрасно так тревожишься. Да, я поступила неразумно, загулявшись допоздна, но ведь ты была так добра и находчива, что не позволила леди Блодвен разоблачить моей проделки, а стража, хоть и знала о моём отсутствии, теперь не скажет ни слова. Сидхе поделились с Джерардом своим волшебством.

— О, не сомневаюсь, эти плясуньи научат! Или забыла истории, что я рассказывала? Ты заслушивалась ими ещё прежде, чем сама научилась говорить.

— Помню все до единой! Но неужто с ними совершенно невозможно совладать? Я всегда любила ту, в которой сидхе помогла моему прадеду отвоевать себе престол белой Тары…

— Сидхе о ту пору была ещё человеком, хоть её душу уже и забрал себе Король Зимы, — возразила Нимуэ, решительно препроводив меня в постель, и, как маленькой, подоткнула одеяло. — Эти не таковы, и не стоит ждать от них сочувствия или хоть понимания. Вспомни лучше другие истории, что были тебе не столь любимы, те, в которых волшебный народ ревнив и жесток. Разве они не предостерегают от ошибок, те мои истории? Верю — парень защитит тебя от зла, будь оно человеческой природы, но как бы не навлёк беды худшей, от которой не так-то просто найти спасения. Помни об этом, Ангэрэт, если не для себя, то хотя бы для своей старой няньки, что готова отдать за тебя жизнь, и которая обещалась твоей матушке, моей белой голубке Гвинейре, что будет заботиться о её доченьке и остережёт от ошибок. Ну-ну, вытри слёзы, девочка… вот так.

— Прости мою беспечность, нянюшка… и в мыслях не было огорчать тебя.

— Чего уж там, моя голубка… Ещё одно печалит моё сердце, и матушка твоя, случись нам встретиться с нею среди яблоневых садов благословенной страны, упрекнёт старуху за недогляд. Боюсь, от одной беды я тебя уже не сберегла, хоть в том, что беда эта случилась, не виновны ни ты, ни он.

— О какой беде толкуешь, нянюшка? — прошептала я, а жар на вспыхнувших щеках уже осушил едва успевшие пролиться слёзы.

— О той, от которой нет ни защиты, ни лекарства, — покачала седой головою нянюшка. — Такая хворь, что настигнет и нищего в его лачуге, и короля в роскошестве дворцов. И, хоть знаю, что болезнь эту ни исцелить, ни изгнать невозможно, говорю тебе, девочка моя: её можно стерпеть, сжиться с нею, хоть это и нелегко. Да, поначалу будет тяжко, горько, больно, но — как знать! — со временем боль поутихнет, станет привычной, а там, глядишь, и вовсе исчезнет сама собой. Как горюю я, что нет теперь здесь твоей матушки, а я — что ж взять с бестолковой старухи?.. Но послушай моего совета, Ангэрэт. Помни о том, кто ты есть. Помни, что твою судьбу решат за тебя. Не стоит пытаться сделать себе больней, чем это сделает, потакая гордыне, твой отец. И, ради твоей матери… пообещай любящей тебя старухе. Пообещай мне, Ангэрэт.

И я сказала:

— Обещаю…

Что ещё я могла сказать?..

Галан-Май

Танцуй, танцуй, Прекрасная ночь в подарок от нас.

Танцуй, танцуй, Сомнения прочь из сердца, с глаз Долой.

Аста Принц

1

И я старалась, как могла, следовать совету Нимуэ. Со своей стороны, Джерард, насколько это возможно, поддерживал меня в этом поистине благом стремлении. Мгновение откровенности между нами кануло в Лету, мы вновь вернулись к отношениям, что связывали нас в самом начале знакомства… Хотя, по правде говоря, эти новые отношения стали ещё строже, ни на волосок не отступая от правил приличия, и даже Блодвен, эта закоснелая поборница морали, пару раз снизошла до одобрительных замечаний о моём телохранителе, пусть Джерард её словно бы и не услышал. Нимуэ по-прежнему глядела тревожно, точно ждала от нас некой безумной выходки, вроде прилюдного поцелуя, но, кажется, и она стала понемногу успокаиваться, уверившись в благонамеренности и благоразумии того, которого не так давно сгоряча обвиняла в безрассудстве и подвергании меня опасности. Теперь я с трудом верила, что мною не придумана была его страстная исповедь и зарождавшееся тепло между нами; Джерард столь безукоризненно справлялся с ролью бессловесного и бесстрастного слуги, почти тени, что, вспоминая былую близость, порой мне стоило больших усилий удержаться от слёз.

Рассуждая здраво (что, увы, стало получаться у меня не всегда и не так легко, как хотелось бы), я понимала, что Джерард поступал верно. Мы начали очень опасную игру, и единственным правильным решением было отступить, пока она не завела нас слишком далеко.

Всё так. Но…

Весна тем временем стала полновластной правительницей и горделиво шествовала в колдовском роскошестве зелёного убранства, в пышном венке из трав. Склоны холмов точно облиты были медной ярью. Вскоре полыхающая волшебным пламенем зелень украсится чистейшим кружевом — то зацветут яблони, приближая в мечтах к Острову Блаженства… не причалит ли где стеклянная ладья без руля и вёсел? Нет, не видать. Верно, других мчит она, несокрушимо-бесстрашная к штормам, мчит по зеркальным водам, ведающая дорогу, как верный конь… уносит — к счастью.

Вскоре фатою покроет колдовскую зелень чистая белизна. Это значит — близится май, а с ним — неугасимые костры Бельтайна, что расцветут сторожевыми огнями на вершинах холмов. Вопреки церковным запретам, зажгутся торжеством неистребимой веры, что жила на этой земле задолго до того, как привезли из-за моря